Рис. 2. Структура личности по Юнгу [1].
В статье конспективно рассмотрена эволюция взглядов К.Г.Юнга на открытые им психологические типы. Для чего Юнг использовал свою типологию? Что он понимал под некоторыми терминами? Статья частично отвечает на эти вопросы и предлагает заинтересованному читателю продолжить поиски в этом направлении.
Ключевые слова: аналитическая психология, интроверсия, интуиция, иррациональность, модель психики, мышление, ощущение, психологический тип, рациональность, соционика, типология, трансцендентальная функция, чувство, Юнг, экстраверсия.
В истории психологии, пожалуй, нет более противоречивой фигуры, чем Карл Густав Юнг; в литературе о нём можно встретить как восторженные, так и откровенно негативные отзывы. Подобно Гегелю, в человеке он видел борьбу противоположностей, а развитие человека (его индивидуацию) он представлял себе как объединение (конъюнкцию) этих противоположностей. «Через дифференциацию к интеграции» — так можно было бы сформулировать научное credo Юнга. В анализе этого процесса теория психологических типов занимает в каком-то смысле центральное, точнее срединное место. «Каждый человек чем-то похож на всех людей, в чем-то на некоторых, а в чем-то не похож ни на кого». Типология Юнга, как и всякая другая типология как раз и помогает ответить на вопрос: «На каких других людей и чем похожи те, кого я знаю, и (что особенно интересно и важно) Я сам?». Можно сказать, что типология — это мост между человечеством в целом и конкретным индивидуумом.
Отношение самого Юнга к своей теории психологических типов, в наибольшей степени его прославившей, породившей наибольшее число последователей, получившей самое широкое практическое применение, было особенно противоречиво. Несомненно, что Юнг был глубоко разочарован тем, как его теория была понята и развивалась его последователями. Наиболее резко он выступал против понимания и использования своей типологии в качестве системы классификации, назвав это в своем предисловии к аргентинскому изданию «Психологических типов» (1934 г.)
«не чем иным, как салонной детской игрой, каждый элемент которой столь же пустячен, как деление человечества на брахи- и долихоцефалов» [2, с. 56–57].
Периодически возвращаясь к проблеме типов в разных работах на протяжении всей своей жизни, он как будто бы умышленно не замечал её развитие в работах его последователей, в частности, тест Грея и Уилрайта [20], а позднее – тест Майерс и Бриггс [19].
Не отказываясь от своей теории типов до конца жизни, Юнг, тем не менее, не проводил экспериментальных исследований в этом направлении, а лишь опирался на типы в консультационной практике. По-видимому, он полагал, что для экспериментальных исследований ещё не создана достаточная теоретическая база, что пока ещё не совсем чётко ясно, что именно надо искать – а значит, и результаты экспериментов будут некорректными.
В нашей статье мы попытаемся сформулировать вопросы, возникающие в связи с типологией Юнга, и найти ответы на эти вопросы в его работах и письмах. В статье использованы фрагменты работы Юнга «Проблема типов» (1960) и некоторых его писем, до сих пор не публиковавшихся в переводе на русский язык; мы перевели их самостоятельно, опираясь на Собрание сочинений Юнга на английском языке [17]. Мы также благодарим Марианну Лытову за ряд соображений и ценную критику по ходу написания данной работы. Вопрос о соотношении выводов Юнга с современными научными данными мы в статье не затрагивали, он заслуживает отдельного обсуждения.
С какой целью создал Юнг свою типологию? Чтобы ответить на него, зададимся сначала более конкретными вопросами: на каком материале Юнг создавал свою типологию, какие исходные предположения были положены в её основу, каким методом при этом пользовался, и для кого эта типология предназначалась?
Начнём с метода. Юнг неоднократно отмечал, что является эмпириком, а не сторонником голой теории:
1921:
Поэтому я вынужден ограничиться изложением принципов, выведенных мной из множества единичных фактов, которые мне приходилось наблюдать [2, с. 60].
1928:
… Более безопасным представляется путь от внешнего к внутреннему… поэтому все попытки создания характерологии начинались снаружи [2, с. 699].
1928:
Меня чуть ли не с упрёком спрашивали, почему я говорю ровно о четырёх функциях, не больше и не меньше. То, что их ровно четыре, получилось прежде всего эмпирически [2, с. 715].
Верность эмпирическому подходу он сохраняет вплоть до конца жизни:
1960:
Я допускаю, что Ваше статистическое направление исследований совершенно обосновано [17, письмо Эриху А. фон Фанге, 1960].
Какие факты привели Юнга к созданию теории? И на каком материале он её создавал? Второй вопрос важен ещё и потому, что очерчивает область применения типологии.
Первоначально типология была основана на врачебных наблюдениях, подчеркнём, на наблюдениях именно за психически больными:
1913:
Хорошо известно, что истерия и шизофрения … представляют собою резкий контраст, главным образом вследствие различного отношения больных к внешнему миру [2, с. 673].
Именно так Юнг пришёл к понятиям экстраверсии и интроверсии (тем самым, которые надолго пережили своего автора):
1921:
В своей практической врачебной работе с нервными больными я уже давно заметил, что помимо множества индивидуальных различий в человеческой психологии существует также и целый ряд типических различий. Прежде всего, выделяются два различных типа, которые я назвал экстравертным и интровертным. [2, с. 59].
Юнг с самого начала считал, что обе установки свойственны не только больным, но также и здоровым. Однако пришёл он к такому выводу несколько необычным путём:
1913:
… С другой стороны, существование двух психических болезней столь противоположных … позволяет нам думать, что и в нормальном состоянии могут быть психологические типы, отличающиеся относительным преобладанием то одного, то другого из этих двух психологических механизмов … Задолго до яркого проявления названных болезней будущие пациенты уже представляют собой характерный тип, следы которого можно проследить в их раннем детстве [2, с. 675].
Как бы там ни было, и в «Психологических типах», и в ряде других работ Юнг не раз рассматривает случаи не только больных, но и здоровых людей, рассуждая об их типах. Рассуждает он и о том, как разница в типах личности проявляется в мировоззрении мыслителей прошлого — Аристотеля, Платона, Гёте:
Впрочем, вернёмся к вопросу о фактах, давших рождение типологии Юнга.
1957:
Моя типология основана исключительно на психологических предпосылках, которые едва ли совпадают с физиологическими или телесными качествами. Телесные характеристики — это постоянные и, по сути, неизменные факты, в то время как психологические подвергаются разнообразным изменениям по ходу развития личности, а также невротическим беспокойствам [17, письмо Эрнсту Ханхарту, 1957].
Но буквально через несколько лет Юнг, кажется, спорит с самим собой:
1960:
Я придерживаюсь убеждения, что тот, кто поставил своей целью создание классификации, должен исходить из фундаментальных, неопровержимых принципов, а не из замеченных эмпирических данных, выраженных в обыденных терминах, объясняемых «на пальцах». Мои концепции являются выраженным на обыденном языке средством коммуникации [17, письмо Эриху А. фон Фанге, 1960].
Видимо, проблема с самого начала состояла в том, что сама по себе эмпирика без анализа бессильна. Это наглядно иллюстрирует следующий пример:
1923:
Как раз здесь мы встречаемся с огромной трудностью в диагностике типов. Наблюдатель видит проявления обеих составляющих: сознательной установки и автономных явлений бессознательного. И он оказывается в затруднении: что следует приписывать сознательному, а что бессознательному? Мы должны пытаться обнаружить, какие явления возникают вследствие сознательно выбранных мотивов, а какие оказываются спонтанными, и так же должно быть установлено, какие из них адаптированы, а какие имеют неадаптированный архаический характер [2, стр. 696].
Лишь к концу своей жизни Юнгу удалось сформулировать цель создания типологии:
1960:
… С самого начала я стремился не к классификации нормальных или патологичных личностей, но скорее к открытию концептуальных средств, выводимых из опыта, а именно путей и средств, с помощью которых я мог выразить понятным образом особенности индивидуальной психики и функциональное взаимодействие её элементов. Поскольку я был прежде всего заинтересован в психотерапии, я всегда уделял особое внимание тем лицам, которые нуждались в объяснении их самих и в знании о своих ближних. Мои полностью эмпирические концепции должны были образовать нечто вроде языка, при помощи которого можно было передать такие объяснения. В своей книге о типах я привёл ряд примеров, иллюстрирующих мой образ действия. Классификация меня не особенно интересовала. Это побочный вопрос, имеющий лишь косвенное значение для терапевта.
Моя книга была написана фактически затем, чтобы продемонстрировать структурный и функциональный аспект некоторых типичных элементов психики [17, письмо Эриху А. фон Фанге, 1960].
И поскольку классификация — лишь побочный продукт исследований Юнга, то она вполне способна увести в сторону от сути:
1935:
Эти различия играют неоценимую роль в практической психологии. Не думайте, что я раскладываю людей по полочкам, определяя: «Это интуитив, а это мыслительный тип». Меня часто спрашивают: «Не относится ли такой-то к мыслительному типу?» И я отвечаю, что никогда об этом не думал, и на самом деле это так. Не имеет смысла навешивать ярлыки, однако когда у вас есть большой эмпирический материал, необходимы упорядоченные принципы для его классификации. Без преувеличения скажу, что для меня крайне важно привести материал в порядок. Это особенно может пригодиться, когда вы представляете кому-либо смущенных, обеспокоенных пациентов или представляете мужа жене, и наоборот. Всегда полезно иметь такие объективные критерии, в противном случае все остаётся на уровне «он сказал — она сказала» [1, абз. 34].
1960:
То, что такие средства общения и объяснения могли также использоваться как средства классификации, вызывало мои опасения, поскольку интеллектуально отстранённая классифицирующая точка зрения — то, чего терапевт должен избегать. Но именно применение в виде классификации стало — об этом я говорю почти с сожалением — первым и почти исключительным способом, каким была понята моя книга, и все удивлялись, почему я не поместил описание типов прямо в начале книги, вместо того, чтобы откладывать его до последней главы. Очевидно, цель моей книги не была понята правильно, что легко объяснимо, если принять во внимание, что количество людей, которых бы заинтересовало её практическое психотерапевтическое применение, — сравнительно невелико по сравнению с количеством академических студентов [17, письмо Эриху А. фон Фанге, 1960].
Вообще из текста работ Юнга хорошо видно, что обращается он вовсе не к широкому читателю, а к коллегам-психоаналитикам. Поэтому «тёмный», не всем понятный язык этих работ – для Юнга куда как меньшее зло, чем популяризация его типологии среди тех, кто не умеет с ней обращаться и способен обратить её во вред, кто не понимает цели её создания.
А целью, как мы видим, было превращение некоторых эмпирических данных о пациентах в язык общения с ними — для того, чтобы помочь им решить их проблемы. Язык же — всегда система, всегда требует некоторых общих понятий. Такими понятиями и стали четыре основных юнговских функции: мышление, чувство, ощущение и интуиция, каждая в экстравертной или интровертной установке.
| (Перевод немецкого Gefühl термином чувство, укоренившийся со времени первого перевода Юнга в 1925 г., мы считаем неудачным. Слово чувство – многозначно, оно может относиться как к эмоциональному переживанию, так и к ощущениям (у Юнга – Empfinden). Юнг также отмечал размытость данного термина в разных языках (см. ниже). Параллельно с терминами чувство и ощущение мы используем в статье также термины переживание и сенсорика (первый предложен нами, второй – И.Майерс)). |
Во времена Юнга типологический подход в психологии переживал (и переживает до настоящего времени) методологический кризис. Описательными методами в психологии к концу XIX века было накоплено более чем достаточно данных, и разного рода классификации посыпались как из рога изобилия — Кречмера, Клагеса, Лазурского и др. (их сравнительные обзоры можно найти в [6], [13] и др.). Каждая классификация была по-своему непротиворечива и годилась для описания небольшого среза психологических различий между людьми. Что же касается более глубинных явлений человеческой психики, лежащих за фактами, положенными в основу классификаций, то психологи во времена Юнга лишь слегка приподняли над ними завесу таинственности.
Не имея ещё тех знаний, которыми располагаем мы, о функциональной специализации участков мозга, о врождённых и воспитуемых качествах психики, Юнг, тем не менее, стремился осмыслить огромный массив эмпирических данных о человеческих характерах таким образом, чтобы выявить взаимосвязи между явлениями: что проявляется аналогичным образом у психически больных и у здоровых? Какие особенности психики являются взаимоисключающими, а какие могут сосуществовать? Какие «разные» явления психики на деле суть лишь варианты одного и того же?
Иными словами, в основе типологии должен был лежать принцип универсальности, т. е. она должна была применяться не только к каким-либо отдельно взятым людям, но в равной степени ко всем. Фактически Юнг предвосхитил требования к строгости научного знания, позднее выдвинутые неопозитивистами.
Из внимания исследователей зачастую ускользает то, что Юнг относился к своей типологии далеко не ортодоксально; более того, он предполагал возможность существования и иных критериев:
1921:
… я не рассматриваю классификацию типов согласно интроверсии и экстраверсии и четырёх базовых функций как единственно возможную. Любой другой психологический критерий может служить не менее эффективно в качестве классификатора, хотя на мой взгляд, другие не обладают столь обширным практическим значением [2, с. 914].
1960:
Читатель должен понять, что эти четыре типа человеческого поведения — просто четыре точки отсчета среди многих других, таких, как воля, темперамент, воображение, память и т. д. В отношении названных нет ничего догматического, раз и навсегда усвоенного, они рекомендуются лишь в качестве возможных критериев для классификации. Я считаю их особенно полезными, когда пытаюсь объяснить детям их родителей, женам — их мужей и наоборот. Они также полезны для понимания наших собственных предрассудков. [17, работа «Проблема типов»].
В дальнейшем Юнг потерял интерес к иным критериям: количество эмпирических данных о человеке — бесконечно. В то же время, все критерии, положенные Юнгом в основу его типологии, подчинялись чёткой закономерности — они представляли собой двоичные оппозиции, взаимно компенсирующие друг друга . В то время как одна половина оппозиции была «сильной», чётко осознаваемой — вторая, по мнению Юнга, уходила в бессознательное.
Исходя из этого, Юнг и получил свои 4 основных психических функции (мышление, переживание, ощущение, интуиция), каждая из которых существовала в экстравертном или интровертном вариантах.
Проблема с пониманием юнговской типологии состоит прежде всего в том, что Юнг описывал нечто впервые. Отсюда — извечная проблема первооткрывателей: мало открыть нечто, надо создать язык для описания этого нового, ведь раньше таких слов не было. Строительным материалом для нового языка становятся существующие слова, оттого их смысл расширяется, сужается или иным образом видоизменяется. Так и в случае с Юнгом. «Типами» он изначально именовал то, что позднее назовёт установками — экстраверсию и интроверсию. Содержание терминов «экстраверсия» и «интроверсия» также претерпело серьёзные изменения на протяжении его жизни, в различных его работах. Те, кто судит о типах лишь по его фундаментальному труду «Психологические типы» (а был и ряд мелких публикаций под тем же названием, что сбивает исследователей с толку), — на деле упускает из внимания работу по уточнению содержания терминов типологии, которую проделал Юнг за последующие 15 лет. Итоги этой работы подведены в «Тэвистокских лекциях» [1].
Давайте рассмотрим эволюцию основных терминов юнговской типологии.
Эти два термина уже укоренились в современной литературе, причём — к сожалению — в значении, достаточно далеко уводящем от идей Юнга: «экстраверсия» нередко отождествляется с общительностью, «интроверсия» — с замкнутостью. Более того, в настоящее время в психологии и психиатрии распространены несколько классификаций, где эти термины используются порой во взаимоисключающем значении.
«Бытовое» толкование терминов восходит к работам Г. Ю. Айзенка. Кроме того, Айзенк предложил отождествить их с классическими темпераментами Галена — Гиппократа: холерики и сангвиники суть экстраверты, а флегматики и меланхолики — интроверты [4].
В типологии К. Леонгарда «экстраверсия» — почти синоним конформизма, зависимости от влияния среды, «интроверсия» — напротив, означает интеллектуальную самостоятельность, волю, требовательность [12]. Вместе с тем, Леонгард – психиатр, а не психолог, рассматривает экстраверсию и интроверсию не как характеристики нормальной психики, а как акцентуации, т.е. формы, близкие к патологиям, наряду со многими другими акцентуациями.
В психиатрической типологии Е.Черносвитова и А.Зворыкина, не получившей широкого распространения, «экстраверсия» и «интроверсия» прямо отождествляются с различными формами извращений и патологий [15].
Наконец, в настоящее время широкую известность получили «типоведение» И.Майерс и К.Бриггс (в США и Западной Европе) [19] и соционика А.Аугустинавичюте (в основном в бывшем СССР) [5] . Авторы обеих типологий постоянно указывали на работы Юнга, как на первоисточник своих идей, и стремились к соответствию своей терминологии изначальной юнговской терминологии. Однако и в этих типологиях произошла некоторая трансформация терминов.
В толковании И.Майерс [19] термин «экстраверсия – интроверсия» опирается на такие свойства человеческой психики, как, во-первых, общительность или уход от избыточных контактов (и в этом смысле близок толкованию Айзенка), во-вторых, активность – пассивность. На основе типологии Майерс – Бриггс был также создан тест Д.Кирси, первая версия которого совпадала с толкованием Майерс (см. сайт www.keirsey.com), однако вторая, переработанная, версия, целиком и полностью опиралась на толкование Айзенка, т.е. на критерий общительность – необщительность [18].
А.Аугустинавичюте [5] в своём толковании данного термина опирается не на общие его определения, данные Юнгом, а скорее на его описания экстравертированных и интровертированных психических функций, которые она обобщила и интерпретировала следующим образом: экстраверты ориентированы на объективные факты, интроверты – на отношение к этим фактам, на её отражение в собственном мышлении, на адаптацию реальности к сложившимся отношениям. В то же время, её толкование также коррелирует с другими критериями, активность – пассивность, инициатива – стабильность ситуации, и в этом смысле приближается к толкованию Майерс. Поскольку такое толкование термина оставляло достаточно широкое поле для спекуляций, позднее В.В.Гуленко, развивая её взгляды, пришёл к пониманию экстраверсии – интроверсии как энергозатратности – энергоэкономности [9].
Все приведенные толкования лишь частично коррелируют с толкованием Юнга. Однако Юнг и сам в некоторой степени стал причиной будущих противоречий. В разных местах его работ имеются попытки связать экстраверсию – интроверсию с самыми различными явлениями человеческой психики, причём эти попытки не получают дальнейшего развития не только в других работах, но и в дальнейшем на страницах той же работы, где они имеются.
Главная проблема Юнга (которую, увы, зачастую не понимают или игнорируют последователи) состояла в том, чтобы на основании конкретных человеческих качеств описать достаточно абстрактные дихотомии. Описывая, к примеру, экстраверсию, Юнг неизбежно сталкивался с той проблемой, что приводимые примеры затрагивали пересечение экстраверсии с другими признаками — мышлением или переживанием, интуицией или ощущением (сенсорикой). И ему самому не всегда удавалось отсортировать одно от другого. Поэтому определения, данные им «экстраверсии вообще», «интроверсии вообще», неполны без иллюстрации их на примерах конкретных психологических функций.
Поэтому давайте вернёмся к истокам концепции экстраверсии и интроверсии.
1913:
Экстраверсия налицо всюду, где человек сосредоточивает свой основной интерес на мире внешнем, на объекте, которому и придается существенная важность и значимость. Напротив, интроверсия имеется там, где внешний мир подвергается своего рода обесцениванию и презрению, где важным и значимым становится сам субъект.., [2, с. 860].
1921:
… Прежде всего выделяются два различных типа, которые я назвал типом интровертным и типом экстравертным [2, Введение].
1913:
Эти два противоположных течения либидо, в качестве простых психических механизмов могут быть налицо попеременно у одного и того же субъекта [2, с. 861].
1923:
Дифференциация типа часто наступает очень рано, настолько рано, что в некоторых случаях следует говорить о ней как о врождённой [1, с. 690].
И чтобы не быть голословным, Юнг тут же приводит примеры того, как экстраверсия и интроверсия проявляются уже в раннем детстве. Более того, сквозь целый ряд его работ проходят такие высказывания, как «прирождённая предрасположенность» к экстраверсии или интроверсии, когда речь идёт о том или ином человеке.
Но если тип является врождённым — изменяется ли он в течение жизни? Юнг затрагивает и эту проблему:
1957:
Хотя даже причисление к конкретному типу может в ряде случаев сохранять силу в течение всей жизни, в других довольно часто встречающихся случаях оно настолько зависит от стольких многих внешних и внутренних факторов, что диагноз сохраняет действие только для определённых периодов жизни.
Такая изменчивость психологического типа превращает вопрос о его взаимосвязи с телесным типом в крайне сложную проблему. И когда мы принимаем во внимание результаты развития личности, то грубые качества экстраверсии и интроверсии также меняются ролями. Примером может послужить случай человека в возрасте 36 лет, страдающего сердечным неврозом. Он был явно экстравертным типом, а его жена была в патологической степени интровертирована. Они развелись. Затем он женился на крайне экстравертированной женщине, избавился от своего сердечного невроза, и стал типичным чувствующим интровертом, что и составляло его истинную суть. Он был успешным предпринимателем, который прошёл путь от самых низов до вершины. Его природная интровертная предрасположенность была подавлена его упорной борьбой и его энергичной волей, но это привело к браку с интровертной женой, и за это пришлось заплатить сердечным неврозом [17, письмо Эрнсту Ханхарту, 1957].
В данном высказывании неявно скрыто ещё одно — о том, что уход от своего прирождённого типа является патологией; что тип, как бы он ни был изменчив, всё-таки имеет некий стержень. С этой точки зрения интересен следующий фрагмент:
1935:
62. Д-р Беннет:
А меланхолия не экстравертна?
63. Профессор Юнг:
Так нельзя сказать, поскольку это вещи не соизмеримые. Сама по себе меланхолия может быть определена как интровертное состояние, но это вовсе не предпочтительная установка. Называя какого-то человека интровертом, вы имеете в виду, что он больше склонен к интроверсии, но экстравертная сторона у него также присутствует. Всем нам присуще и то и другое, иначе мы вообще были бы не в состоянии приспосабливаться, влиять на окружающих и находились бы вне самих себя. Депрессия — это всегда интровертное состояние. Меланхолики погружаются в своего рода эмбриональное состояние, и поэтому у них можно обнаружить накопление специфических физических симптомов [1, абз. 62–63].
К 1960 г. понятия экстраверсии и интроверсии так прочно вошли в обиход психологии, что Юнг даже не стал объяснять, что они означают.
Экстраверсия и интроверсия — всего лишь две из многих особенностей человеческого поведения. Но именно они довольно часто узнаваемы и очевидны. Изучая индивидов-экстравертов, например, довольно скоро можно обнаружить, что они во многих отношениях отличаются друг от друга и экстравертность оказывается слишком поверхностной и общей характеристикой. Вот почему уже давно я пытаюсь найти некоторые другие основные характеристики, которые могли бы служить целям упорядочения явно безграничных колебаний человеческой индивидуальности [17, Проблема типов].
Между тем, для прочих исследователей их понимание до сих пор представляло собой проблему. Ориентация вовне, ориентация вовнутрь — достаточно расплывчатые понятия. Когда же Юнг пытался описать конкретнее, — описания становились противоречивыми, содержали достаточно разнородные характеристики. Вот, к примеру, откуда Леонгард [12] почерпнул своё толкование экстраверсии–интроверсии:
1960:
Экстраверт, например, будет выбирать точку зрения большинства, интроверт отвергнет ее, посчитав данью моде [17, Проблема типов].
Подобная оппозиция действительно в среднем справедлива при сопоставлении мыслительного интроверта, каким, по-видимому, был Юнг (о чём ниже), с чувствующим (переживающим) экстравертом. Но только для этой пары! По-видимому, описание экстраверсии или интроверсии как отдельных функций — некорректно. Наиболее полно эти понятия раскрываются, если их рассматривать как установки 4-х функций: интуиции, сенсорики, мышления и переживания (чувства). Сравнение, например, сенсорного экстраверта с мыслительным интровертом даёт множество промежуточных вариантов, и определения «экстраверсии» и «интроверсии», полученные из такого сравнения, будут «загрязнены» посторонними факторами. Как, собственно, и получилось в описанном Юнгом примере. Читая описания конкретных проявлений экстраверсии и интроверсии, т. е. 8 функций в «Психологических типах», мы находим, что содержание этих признаков весьма далеко от внушаемости или интеллектуальной самостоятельности, общительности или замкнутости.
По нашему мнению, понятие экстраверсии – интроверсии в работах Юнга претерпело серьёзную эволюцию: от двухполюсной системы – к дихотомии. Первоначально этот термин был для Юнга универсальным: многое из того, что Юнг приписывал ему на раннем этапе, в дальнейшем он отнёс к другим понятиям своей типологии. Например, изначально Юнг ассоциировал мышление с интроверсией, а чувство – с экстраверсией:
1920:
В двух предварительных сообщениях, посвящённых учению о типах, я не отличал мыслительный и чувствующий типы от типов интровертного и экстравертного, но отождёствлял мыслительный тип с интровертным, а чувствующий – с экстравертным. Но при окончательной разработке материала я убедился, что интровертный и экстравертный типы следует рассматривать как категории, стоящие над функциональными типами [2, Общее описание типов – Определение терминов].
Поэтому с точки зрения раннего Юнга, как мы полагаем, экстраверсия и интроверсия были как бы двумя полюсами в психологическом пространстве, двумя крайними точками, между которыми существовало множество промежуточных состояний. Именно на таком, раннем подходе Юнга основаны взгляды Айзенка и Леонгарда. Однако уже в классической версии «Психологических типов» (1920) экстраверсия – интроверсия рассматривается через призму психических функций, каждая из которых имеет экстравертный или интровертный вариант. При таком подходе мы видим нечто иное: не два полюса с промежуточными вариантами, а дихотомию, т.е. границу, которая делит психологическое пространство на две области. Такой подход Юнга получил развитие в работах Майерс и Аугустинавичюте, хотя и приобрёл у них черты, не свойственные оригинальной юнговской теории; если Юнг пишет о преобладании экстравертной или интровертной установки, то Майерс и Аугустинавичюте – об экстравертах и интровертах.
Интересно было бы рассмотреть корреляцию между двухполюсным и дихотомическим подходами. Здесь мы приведём лишь наши предварительные соображения, которые при необходимости можно развить в отдельных статьях. Интроверт раннего Юнга – более рационален, чем интроверт, описанный Айзенком. Интроверт Леонгарда также рационален, и в то же время обладает чертами параноидальной и деспотической личности. Общей чертой экстравертов (при сопоставлении взглядов раннего Юнга, Айзенка и Леонгарда) является некоторая разбросанность внимания, погоня сразу за несколькими зайцами; в то же время, экстраверт Айзенка – столь же эмоционален, как экстраверт Юнга, но гораздо более энергичен; у Леонгарда экстраверт не обладает сильной волей, подвержен влиянию общественного мнения, и в то же время любопытен. В виде привязки к соционическим типам это можно было бы представить так (Таб. 1):
|
Полюс «Экстраверсия» |
Полюс «Интроверсия» |
Ранний Юнг |
Этико-интуитивный (или этико-сенсорный) экстраверт (рациональный) |
Логико-интуитивный интроверт |
Айзенк |
Этико-сенсорный экстраверт |
Интуитивно-логический интроверт |
Леонгард |
Интуитивно-этический экстраверт или интроверт (иррациональные) |
Логико-сенсорный интроверт |
По нашему мнению, различия между подходами раннего Юнга, Айзенка и Леонгарда можно объяснить тем, что они во всех случаях «мерили» интроверта по себе, относясь при этом к различным психологическим типам (в терминах позднего Юнга, или Майерс, или соционики). А.Аугустинавичюте относила К.Леонгарда к типу логико-сенсорный экстраверт, а К.Г.Юнга – к типу логико-интуитивный интроверт (подробнее о типе Юнга – см. ниже). Г.Ю.Айзенк, по нашему мнению, мог относиться к типу интуитивно-логический интроверт.
Данные 4 функции Юнг ввёл не сразу. Изначально признак «экстраверсия — интроверсия» был для него основным. Однако постепенно по своей важности они вытеснили проблему экстраверсии-интроверсии на задний план, и в «Тэвистокских лекциях» Юнг уделяет им достаточно много внимания, в то время как об экстраверсии-интроверсии говорит лишь мельком.
1960:
Эти четыре функциональных типа соответствуют очевидным средствам, благодаря которым сознание получает свою ориентацию в опыте. Ощущение (т. е. восприятие органами чувств) говорит нам, что нечто существует; мышление говорит, что это такое; чувство отвечает, благоприятно это или нет, а интуиция оповещает нас, откуда это возникло и куда уйдёт [17, Проблема типов].
1935:
21. А. Ощущения. Под ощущением я понимаю то, что французские психологи называют «la fonction duree», что составляет результат моей осведомленности о внешних фактах, получаемых через функции моего сознания. Я думаю, что французский термин наиболее исчерпывающий. Ощущения говорят мне, что нечто есть; они не говорят, что это, но свидетельствуют, что это нечто присутствует.
22 Б. Мышление. … Философ — единственный человек, который не знает, что такое мышление. Все прочие знают. … Мышление в своей простейшей форме говорит, что есть присутствующая вещь. Оно дает имя вещи и вводит понятие, ибо мышление есть восприятие и суждение.
Заметим, что в этом абзаце содержится противоречие с определением воспринимающих и чувствующих функций (см. ниже).
23 В. Чувство. … Чувство с помощью определённой (чувственной) тональности информирует нас о ценности вещей. Оно говорит субъекту, что тот или иной предмет стóит для него, какую ценность он представляет. …
24 Г. Интуиция. … Предположим, имеется полная картина мира, когда человек знает: вещь существует, что это за вещь, насколько она ценна. Но есть ещё другая категория — время. Вещи имеют свое прошлое и будущее. Они откуда-то появляются, куда-то убывают, и трудно с уверенностью сказать, откуда они возникли и куда скроются: и все же при этом у человека есть некое чувство, которое американцы называют предчувствием (hunch) [1, абз. 21–24].
В «Психологических типах» (1920) Юнг довольно расплывчато пишет о компенсации одних функций другими. В частности, если доминирующей функцией является экстравертное мышлении, то подчинённой, вытесненной в бессознательное является функция интровертного переживания. Отсюда можно предположить, что слабость функции и её бессознательность суть одно и то же. Однако нет, в той же работе Юнг пишет, что функция интуиции является бессознательной по определению.
Значительный шаг вперёд был сделан им в «Тэвистокских лекциях», где он подробно рассмотрел механизм противоборства функций друг с другом, разделения противоположными функциями одних и тех же ресурсов психики, и как следствие — вытеснение одной функцией другой. Здесь же был заложен ключ к возникшей впоследствии на основе типологии Юнга теории интертипных отношений А. Аугустинавичюте.
Рис. 1. Соотношение между
|
Конечно, можно иметь предпочтения. Люди мыслящие предпочитают думать и адаптируются таким путем. Другие, у которых развита чувственная функция, — общительны, для них важны моральные критерии, они великолепно режиссируют чувственные ситуации и живут ими. Человек с развитой наблюдательностью будет пользоваться главным образом своими ощущениями и т. д. Доминирующая функция определяет в индивиде его собственный психологический тип. Например, если человек пользуется в основном своим интеллектом, его можно отнести к так называемому «безошибочному» типу. Отсюда мы можем проследить местоположение чувства в структуре психики: когда мышление — доминантная функция, чувство неизменно занимает подчинённое положение. То же правило применимо к трем другим функциям. Я объясню это с помощью диаграммы.
Расположим функции крестообразно (рис. 1). В центре поместим ЭГО (Е), которое обладает определённой энергией. Эта энергия и есть сила воли. В случае мыслительного типа эта сила может быть направлена к мышлению (Т). Тогда мы должны расположить чувства (F) внизу, под Т, поскольку в этом случае F — подчинённая функция. Это следует из того, что когда вы думаете, то должны исключить чувства, и наоборот. Когда вы думаете, оставьте ваши чувства и чувственные оценки. Чувства наиболее разрушительны для ваших мыслей. Эти две функции отрицают друг друга.
Рис. 2. Структура личности по Юнгу [1].
|
То же происходит с ощущением (S) и интуицией (I). Наблюдая за человеком в режиме ощущения, вы заметите, что его особенностью является концентрация взгляда на каком-нибудь предмете, точке. Если же вы проследите за выражением глаз человека интуитивного типа, то поймете — он не смотрит, он окидывает взглядом предметы в поле своего зрения, выбирая один. Это и есть предчувствие. Обладая интуицией, вы обычно не вдаетесь в детали, стараясь воспринять ситуацию в целом, и тогда, внезапно, нечто вырисовывается из этого целого. Если же ваша основная функция — ощущения, вы будете лишены интуиции, только потому, что нельзя делать «два дела сразу». Это достаточно сложно, поскольку принцип одной функции исключает действие другой. Именно поэтому я и поместил их противоположно друг другу.
31. Итак, с помощью этой простой диаграммы вы можете прийти к важным выводам, касающимся сознания. Например, если вы находите, что мышление сильно дифференцировано, то оказывается, что чувства не дифференцированы. Что это значит? Означает ли это, что у таких людей нет чувств? Напротив. Они говорят: «У меня сильные чувства. Я переполнен эмоциями. Я темпераментен». Эти люди во власти своих эмоций, они пойманы эмоциями. Если вы, к примеру, изучаете частную жизнь интеллектуала и хотите знать о его поведении дома, спросите об этом его жену — она сможет рассказать вам презабавные истории!
32. Чувствующий тип в естественном состоянии никогда не будет утруждать себя мыслью. Мышление возникает как следствие невротизирующего воздействия; в этом случае оно носит навязчивый характер. Наш герой остаётся в норме, но он полон необычайными идеями и убеждениями. Мышление захватило его и подчинило себе, и он не может выпутаться из этого, поскольку его мысли неподвижны. С другой стороны, интеллектуал, захваченный своими чувствами, говорит: «Я просто это чувствую», — чему трудно возразить. Но когда он полностью погружен в свои эмоции, возникает вопрос: «Сможет ли он оттуда выбраться?» Он не сможет до конца оправдать свои чувства, если же это ему удается, он ощутит собственную неполноценность.
33. Подобное происходит с людьми, относящимися к интуитивному типу и типу сенситивному (ощущающему), интуитив всегда озабочен сущностью вещей; он обманывается в своих представлениях о реальности; не использует предоставляемых ему возможностей. Это человек, который возделывает поле и, не дождавшись созревшего урожая, переходит на другое. За ним остаётся возделанное поле, впереди — новые надежды, но из всего этого ничего не выходит. Сенситивный (ощущающий) человек всегда остаётся в данной реальности. Для него истинно то, что реально. Вспомните, что означает реальное для интуитива: это неправда, этого не будет, будет что-то другое. Когда же ощущающий человек не имеет своей реальности — четырёх стен, в которых он может жить, — он болен. Дайте четыре стены интуитиву, и единственное, что будет занимать его, как оттуда выбраться. Для него любая обусловленная ситуация — это тюрьма, из которой необходимо в кратчайший срок выйти навстречу новым возможностям [1, абз. 30–34].
Также мы боимся своих подчинённых функций. Представьте типичного интеллектуала, который боится влюбиться. Вам его страх покажется глупым, но, скорее всего, он прав. Где гарантия того, что, влюбившись, он не наделает глупостей. И он наверняка окажется в ловушке, его чувства среагируют именно на архаичный или опасный тип женщин. Именно поэтому интеллектуалы склонны вступать в неравный брак. Они не подозревают о своих архаических чувствах, и их часто ловят квартирные хозяйки или кухарки. Драма скрыта в их чувствах. Они не боятся сражаться интеллектом, но что касается чувств, их легко победить, обвести вокруг пальца, и они знают это. Поэтому никогда не «давите» на чувства человека, если он интеллектуал. Он готов к опасности и контролирует ситуацию.
36. Этот закон применим ко всем другим случаям. Подчинённая функция всегда ассоциируется в нас с архаической личностью. В этой функции мы всегда — первобытные люди. В дифференцированных функциях мы цивилизованны, предположительно обладаем свободой выбора. Ничего подобного нет в функциях подчинённых. Здесь у нас есть лишь открытая рана, или по крайней мере открытая дверь, сквозь которую может проникнуть все что угодно [1, абз. 35–36].
В дополнение к установке (экстраверсия-интроверсия) и 4-м функциям Юнг ввёл в своей типологии ещё одну дихотомию: рациональность (суждение) — иррациональность (восприятие), которая оказалась наиболее сложной для его последователей. Для Юнга в какой-то мере она была избыточной, т.к. определялась, исходя из доминирующей функции. Поэтому Юнг не описывает «рационалов вообще» или «иррационалов вообще», а только рациональную экстравертную, рациональную интровертную и т.д. установки. Видимо, по этой же причине в тесте Грея-Уилрайта [20] шкала «рациональность – иррациональность» отсутствует.
В типологии Майерс-Бриггс произошла удивительная метаморфоза: термины «рациональность» и «иррациональность» в ней вовсе не рассматривались, а изначально синонимичные им термины «суждение» и «восприятие» приобрели смысл, категорически противоречащий тому, что был вложен в эти понятия Юнгом в «Психологических типах»: по сравнению с оригинальной юнговской типологией, у Майерс «судящие» и «воспринимающие» интроверты поменялись местами! При этом сама И.Майерс отмечает, что её определение «судящих»/«воспринимающих» плохо работает для интровертов [19], что, однако, не заставило её пересмотреть взгляды на этот признак.
В типологии Аугустинавичюте также чуть было не произошла подмена этого термина кречмеровской шизотимией/циклотимией [5], хотя аналогия между Кречмером [11] и Юнгом — далеко не очевидна и не бесспорна.
Юнг относил к функциям «суждения» (Beurteilung), или рациональным, мышление (Denken) и переживание (Gefuhl), а к функциям «восприятия» (Wahrnehmung), или иррациональным, — ощущение или сенсорику (Empfindung) и интуицию (Intuieren). Проблема, которой Юнг посвятил достаточно крупный фрагмент «Тэвистокских лекций», — в том, что в «бытовом» языке «рациональность» нередко ассоциируется с «мышлением», а «иррациональность» — с «переживанием». С другой стороны, терминологическая граница между «восприятием» и «ощущением» — также достаточно зыбкая. Как писал нам немецкий социолог Р. Ландвер, в немецкой версии теста Майерс-Бриггс фактически произошла рокировка понятий: «ощущение» обозначается термином Wahrnehmung, а «восприятие» — Empfindung (у Юнга — наоборот!).
Тем не менее, у самого Юнга определение данной дихотомии было достаточно стойким. В отличие от экстраверсии-интроверсии, оно практически не менялось — от работы «Психологические типы» (1920), и вплоть до последних лет его жизни:
1960:
Когда я пользуюсь словом «чувство» в противовес слову «мысль», то имею в виду суждение о ценности, например, приятно или неприятно, хорошо или плохо и т. д. Чувство, согласно этому определению, не является эмоцией (последнее, следуя этимологии э-мошион = движение, непроизвольно). Чувство, как я это понимаю (подобно мышлению), рациональная (т. е. судящая) функция, в то время как интуиция есть иррациональная (т. е. воспринимающая) функция. В той степени, в какой интуиция есть «предчувствие», она не является результатом намеренного действия, это скорее непроизвольное событие, зависящее от различных внутренних и внешних обстоятельств, но не акт суждения. Интуиция более схожа с ощущением, являющимся также иррациональным событием постольку, поскольку оно существенно зависит от объективного стимула, который обязан своим существованием физическим, а не умственным причинам [17, Проблема типов].
В настоящее время исследуется связь между психическими функциями, описанными Юнгом, и психофизиологией мозга (см., напр., [7; 13] и др.). Тем не менее, эти исследования находятся ещё в самой начальной стадии. Юнг же не располагал даже этими данными, и о природе описанных им психических функций мог судить скорее по их внешним проявлениям. Перед ним стояла непростая задача: терминологически разграничить психические функции, причём так, чтобы эти границы не утрачивались при переводе на иной язык.
23. … Что касается «ужасной вещи» относительно чувства, так это то, что оно, как и мышление, функция рациональная. По этому поводу все мыслящие люди убеждены абсолютно, что, напротив, чувство в высшей степени иррационально. ... И если человек более совершенен в мышлении, то ему явно недостает чувственности; эти две функции мешают друг другу и каждая притормаживает другую … Очевидно, что пара объектов, рассмотренных с чувственной точки зрения, будет различаться не только фактически, но и в ценностном отношении. Оценки не являются якорями для интеллекта, но они существуют, реализуясь как важная психологическая функция. И если вы хотите иметь полную картину мира, то необходимо принять во внимание и оценки…
24. Слово "интуиция" становится все более употребимым в английском. Немцы же не могут «ощутить» лингвистической разницы между «ощущением» и «чувством». Иначе во французском: вы можете сказать, что у вас некоторые «sentiment dans l'estomac», или вы скажете «sensation». У англичан существует различие, но они с легкостью могут спутать feeling and intuition. Поэтому я предпринял здесь такое, почти искусственное разграничение, хотя исходя из практических целей, очень важно сделать такое разделение в научном языке. Употребляя термин, мы должны определить его значение, в противном случае мы будем говорить на невразумительном языке, а для психологии это просто несчастье. В повседневной речи, когда один человек говорит «чувство», он может подразумевать нечто полностью противоположное, нежели другой, говорящий о том же. Некоторые психологи используют понятие «чувство», определяя его как «ущербную», «хромую» мысль. Определение «чувство — не что иное, как незаконченная мысль», принадлежит известному ученому. Но чувство — это нечто подлинное, реальное, это функция, и поэтому у нас есть слово для его обозначения. Инстинктивный природный разум всегда находит слова для обозначения реально существующих вещей. Только психологи изобретает слова для несуществующих предметов [1, абз. 23–24].
44. Д-р Джеймс Хэдфилд:
В каком смысле вы употребляете слово «эмоция»? То, что вы называете «чувством», у нас многие считают эмоцией. Придаете ли вы понятию «эмоция» какое-то особое значение или же нет?
45. Профессор Юнг:
Хорошо, что вы задали этот вопрос, поскольку употребление слова «эмоция» связано со множеством ошибок и недоразумений. Естественно, каждый волен пользоваться словами по своему усмотрению, но в научном языке следует придерживаться четких разграничений, так, чтобы каждый понимал, о чем идёт речь. Если вы помните, я определил «чувство» как функцию оценки и не связываю с ним никакого особого значения. Я считаю, что чувство является функцией рациональной, если оно дифференцировано. Когда же оно недифференцировано, что порой и случается, тогда ему присущи архаические свойства, которые можно сформулировать как «неразумные». Однако сознательное чувство — это рациональная функция, обеспечивающая различение ценностей.
Если вы изучаете эмоции, то обязательно заметите, что само слово «эмоциональный» применяется для описания состояний, характеризующихся физиологическими иннервациями. Поэтому эмоции до определённой степени поддаются измерению,– не в психическом аспекте, а в своей физиологической части. Вам известна теория аффектов Джемса-Ланге. Я рассматриваю эмоцию как аффект, эмоция — это то же самое, когда «нечто воздействует на вас». Это «нечто» вмешивается в вашу жизнь, что-то делает с вами [1, абз. 44 — 45].
53. Д-р Хоу:
Могу ли я сделать ещё один краткий комментарий? Мне кажется, что ваши четыре функции — ощущение, мышление, чувство и интуиция — соответствуют одно-, двух-, трех- и четырёхмерной классификации. Вы сами воспользовались словом «трехмерное» по отношению к человеческому телу; кроме того, вы сказали, что интуиция отличается от остальных трех функций тем, что включает в себя Время. Не следует ли из этого, что она соответствует четвертому измерению? В этом случае я полагаю, что «ощущение» соответствует одномерной, «перцептивное познание» — двухмерной, «концептуальное познание, которое, возможно, соответствует вашему «чувству») — трехмерной, а «интуиция» — четырёхмерной системе координат.
54. Профессор Юнг:
Это не лишено смысла. Поскольку интуиция иногда кажется функционирующей так, словно нет пространства, а иногда так, словно нет времени, то можно сказать, что я ввел своего рода четвертое измерение. Но не следует при этом заходить слишком далеко. Понятие четвертого измерения не дает новых фактов. Интуиция иногда напоминает «машину времени» Герберта Уэллса. Вспомните эту машину со специальным двигателем, которая, когда вы в неё усаживаетесь, перемещает вас во времени вместо того, чтобы переместить вас в пространстве. У неё четыре цилиндра, три из которых видны хорошо, а четвертый — весьма неотчетливо, ибо он представляет временной аспект. Я извиняюсь за, возможно, не слишком удачное сравнение, но интуиция в каком-то смысле подобна этому четвертому цилиндру. Существует такой феномен, как бессознательное восприятие, или восприятие, способы которого мы не осознаем … в интуиции я не вижу ничего мистического. … Вспоминается старый как мир вопрос: «Почему Бог создал мух?» — Просто создал и всё [1, абз. 53–54].
Из приведенных фрагментов видно, насколько тонка терминологическая грань между введёнными Юнгом понятиями. Уточнить её могут помочь лишь грамотно поставленные экспериментальные исследования – и наоборот, разные спекуляции способны лишь ещё больше размыть эти определения, вплоть до утраты различий между ними.
В «Психологических типах» (1920) приведено очень мало примеров принадлежности к типам реальных людей, или литературных героев. Например, указывается, что Дарвин и Кювье – представители экстравертного мыслительного типа, а Кант и Ницше – интровертного мыслительного. Этих примеров явно недостаточно, чтобы сравнить оригинальную юнговскую типологию с пост-юнговскими, например, с соционикой, где имеется много публикаций о психотипах тех или иных известных личностей. Из упомянутых Юнгом в соционике подробно исследован только психотип И.Канта ( логико-интуитивный интроверт [8]); с другой стороны, среди социоников распространено мнение (пока что не подкреплённое исследованиями), что Ф.Ницше относился к типу этико-интуитивный экстраверт. Трудно понять, на каком основании Юнг отнёс обоих к одному типу. Даже на первый взгляд, стили Канта и Ницше принципиально различны; у Канта – спокойный, логичный, структурированный, с чёткими определениями, в то время как у Ницше – нервный, эмоциональный, мысль как бы скачет от одного предмета к другому, ни на одном не задерживаясь надолго; определения Ницше – это не определения как таковые, а словесная игра, доходящая до язвительного сарказма. Даже если Ницше призывает к бесстрастию, ему не удаётся быть бесстрастным; и наоборот, даже когда Кант рассуждает о человеческой психике, о морали, он пишет сдержанно, рассудительно, бесстрастно. Стили Канта и Ницше во многом соответствуют и тому, как они вели себя в жизни.
О своём же собственном типе Юнг писал уклончиво, намёками. Истолковывать их – занятие неблагодарное: кто знает, что на самом деле Юнг имел в виду? Поэтому лучше будет опереться на мнения его учеников. М. Л. фон Франц писала:
При выборе формы активного воображения следует представлять, как подчинённая функция будет проявлять себя в действии. Интуитивный тип, например, обычно испытывает сильное желание закрепить плод своего активного воображения в глине или камне, таким способом делая его зримым. Иначе он не будет казаться интуитиву реальным, а подчинённая функция не войдет в этот предмет. Юнг, будучи по своему складу интуитивом, сначала открыл это явление в своем желании строить маленькие глиняные или каменные замки, после чего и обнаружил проблему, которую он обозначил четвертой функцией» [14].
С другой стороны, Д. Шарп пишет:
Относительно психологического типа самого Юнга можно сказать, что его научные исследования и открытия указывают на доминирование мыслительной функции с ощущением и интуицией как хорошо развитыми вспомогательными функциями [16].
На основании двух данных фрагментов сторонники типологии Майерс-Бриггс единогласно считают Юнга мыслительным интровертом со вторичной интуитивной функцией (INTP). С другой стороны, как писалось выше, А.Аугустинавичюте относила Юнга к типу логико-интуитивный интроверт. Если говорить о корреляции между соционикой и типологией Майерс-Бриггс, то это – разные типы.
До сих пор речь шла о типах собственно людей. Между тем, важнейшей составной частью юнговской концепции личности было существование коллективного бессознательного, т. е. такого бессознательного, которое является общим для групп людей, включая нации.
В своей модели личности Юнг помещает черты, свойственные психологическим типам, на наружные уровни, а коллективное бессознательное — на самый внутренний, самый глубинный уровень. Но между тем, Юнг никогда не отрывал сознательное от бессознательного, он писал о взаимной компенсации между ними. Следовательно, коллективное бессознательное не противоречит, а даже может вполне согласовываться с существованием коллективных типов .
В начале ХХ века, благодаря исследованиям социолога Г. Лебона, появился интерес к «психологии народов». И Юнг не мог пройти мимо этого вопроса в своих работах о психологических типах:
1935:
«Вы цените ясность романского (латинского) духа (la clarte latine, la clarte de l'esprit latin), — сказал я, — поскольку мышление оказывается у вас подчинённым. Но латинское мышление, в свою очередь, уступает немецкому». Все насторожились. Я продолжил: «Зато ваши чувства непревзойденны, вдобавок абсолютно дифференцированы». Мои собеседники попросили разъяснения, и я ответил: «… Для вас соль и сахар должны быть в «одном флаконе». А немец способен целый вечер потреблять одни только сладости. Француз же просто обязан прибавить туда и соль. Француз при встрече обязательно скажет, что счастлив познакомиться, даже если при этом он готов послать вас к чёрту. Немец же подобному, ничего не значащему приветствию поверит. Прислав вам из магазина пару подтяжек, помимо обычной платы, он будет ждать вашей любви».
96. Для немцев вообще характерна подчинённость и недифференцированность чувственной функции. Если вы скажете об этом немцу, он оскорбится. Я бы тоже обиделся. Немец очень привязан к тому, что называется Gemutlichkeit, в переводе «уют». Комната, полная табачного дыма, где царит любовь и взаимопонимание, — это уютно, и никто не вправе этот уют нарушить. Все было бы понятно, но необходимо сделать одно замечание: это и есть та самая «ясность» подчинённого немецкого чувства. С другой стороны, — француз, для которого всякое парадоксальное высказывание обидно, поскольку неясно, и англичанин, который считает, что лучшие мысли всегда не совсем понятны. … [1, абз. 95–96].
К сожалению, более подробно свои взгляды на типологию народов Юнг не развивал. Значительно позднее свои соображения о корреляции «национальных менталитетов» с юнговскими типами представила И. Майерс [19]. Если говорить о сторонниках соционики, то со своими гипотезами об описании «национальных менталитетов» в терминах юнговской типологии выступили В. Гуленко, А. Букалов, В.Ермак, Е. Донченко и др. [см. напр., 10].
Итак, Юнг описал функции и установки, но где связь между ними и собственно личностью? Насколько полно данные функции и установки описывают личность?
В «Психологических типах» Юнг описывал, по сути, лишь доминантные функции. Если человек является носителем той или иной доминантной функции, то куда же деваются остальные функции? Юнг писал об этом достаточно скупо. Прежде всего, он ввёл понятие подчинённой функции, которая всегда компенсирует доминирующую функцию. Но доминантная и подчинённая функция вместе — лишь половина пары: они могут быть обе вместе или иррациональными, или рациональными. Куда же девается вторая пара? Здесь Юнг долгое время испытывал сомнения, пока, наконец, не пришёл к модели, которая до сих пор используется в аналитической психологии и на основе которой построены модели типов в теориях Майерс-Бриггс [19] и Аугустинавичюте [5].
Согласно данной модели (описание которой приведено в работе М. Л. фон Франц [14]), кроме доминантной функции и противостоящей ей подчинённой функции, имеющих общую (рацио/иррацио)нальность, имеются также примерно равные по силе вторичная и третичная функции, причём если доминантная рациональна, то вторичная и третичная – иррациональны, и наоборот. Например, для мыслительного интроверта подчинённой функцией будет экстравертированное переживание (чувство), а вторичной (вспомогательной) и третичной, — соответственно, интуиция и сенсорика. На страницах «Психологических типов» Юнг вскользь предполагал (но не обосновывал), что если доминантная функция – экстравертная, то вторичная и третичная функции – интровертны, и наоборот. Иными словами, Модель Ю, предложенная А.Аугустинавичюте [5], основана именно на оригинальном подходе Юнга и соответствует ей если не по содержанию функций, то по крайней мере по форме.
Место остальных четырёх функций в психике человека Юнгом не определено. Однако он призывает, описывая человека, не концентрировать внимание только лишь на доминирующей функции, не отметать остальные. Видимо, с этим связано его нежелание содействовать распространению своей типологии в качестве популярной классификации. Все восемь функций в разной мере свойственны психике любого человека, а доминирующая функция является не собственно типом, а видимой вершиной айсберга. Суть же этого айсберга — баланс между функциями. Принципы же данного баланса, противостояния между функциями описаны Юнгом в «Тэвистокских лекциях» достаточно чётко и ясно.
И поэтому, начиная с 1930-х гг., Юнг всё дальше уходит от проблем своей типологии, и всё больше пишет о гипотетической «трансцендентной» функции, которая объёдиняет все восемь функций (т. е. 4 функции, каждая из которых — в экстравертной и интровертной установке).
Сразу обращаем внимание на то, что понятие «трансцендентный» используется в математике, в то время как «трансцендентальный» — в оккультных дисциплинах. Однако смысл обоих, исходя из латинских корней, примерно одинаков — «переходящий границы», пределы, искусственно поставленные человеческим умом между разными дисциплинами. Видимо, переводчики решили, что, исходя из интереса Юнга к магии и оккультизму, следует избрать второй вариант перевода (из текста перевода видно, что научной терминологией они владеют плохо, к примеру, именуют мнимые числа воображаемыми). Между тем, оригинальный термин Юнга звучит transzendent, и никак иначе.
1916:
В термине «трансцендент(аль)ная функция» нет ничего таинственного или метафизического . Под ним следует понимать психологическую функцию, которую в определённом смысле можно сравнить с математической функцией того же названия, являющуюся функцией реальных и мнимых чисел (все выделения наши — А. Е., Д. Л.) [3].
Как мы только что рассмотрели, Юнг считал, что каждая из его 4-х типообразующих функций — будь то мышление, чувство, интуиция или ощущение — вытесняют свою противоположность в бессознательное, и то же правило относится к установкам (экстраверсия — интроверсия) и группам функций (решающие — воспринимающие). Таким образом, трансцендентную функцию можно представить, как модель, описывающую взаимодействие всех функций в человеческой психике.
Тем не менее, Юнг отдельно описывал взаимодействие функций и отдельно писал о трансцендентной функции. Появившись в 1916 г. в его эссе (которое оставалось неопубликованным до 1957 г.), это понятие фигурирует во II главе «Психологических типов», которую Юнг считал чрезвычайно важной для понимания своего учения. Он определяет эту функцию как «..функцию посредничества между противоположностями» [2, с. 184], помогающую разрешать конфликт между противоположностями.
И, наконец, в XI главе «Определение терминов» (раздел 51, Символ) Юнг, подробно разобрав это понятие и детально описав процесс взаимодействия сознательного и бессознательного, даёт следующее определение:
Этот описанный только что процесс в его целом я назвал трансцендентной функцией, причём под «функцией» я разумею не основную функцию, а сложную, составленную из других функций, а термином «трансцендентный» я обозначаю не какое-то метафизическое качество, а тот факт, что при помощи этой функции создается переход от одной установки в другую» [2, с. 636].
Для нас юнговская «трансцендентная», или «трансцендентальная» (в разных переводах) функция является как бы «чёрным ящиком»: внешне наблюдается нечто, суть которого не ясна. Юнг лишь намекает на эту суть: баланс между 8-ю функциями, описанными им в «Психологических типах». Без понимания этого баланса его типология — бесполезна, как телевизор в руках дикаря. И тем более она была бесполезна в первой половине ХХ века — тогда средства изучения психики были ещё недостаточно развитыми, а знания о психике — довольно скудными. Но почему современные сторонники юнговской типологии, обладая гораздо более продвинутыми знаниями о механизмах психики, то и дело приходят к разным выводам о типе того или иного известного человека? Не потому ли, что пытаются упростить то, что по своей природе является достаточно сложным?
Ключ к пониманию юнговской типологии — не в заучивании наизусть абзацев из «Психологических типов» или «Тэвистокских лекций», а в понимании механизмов психики, завесу над которыми приоткрыл Юнг. Пусть Юнг не обладал современными средствами изучения психики — ему, как первопроходцу, вполне простительны его недоговорки, расплывчатые формулировки, противоречия. Но они непростительны для нас, его последователей. Мы должны воспользоваться современными средствами изучения психики и мозга, чтобы разрешить загадку юнговской типологии.
The article represents a brief survey of evolution of C.G.Jung's views on his theory of psychological types . What he used his typology for, and what he understood under certain terms – the article answers to some of questions of this kind, and proposes interested readers to continue researches in this direction.
Keywords: analytical psychology, extraversion, feeling, introversion, intuition, irrationality, Jung, MBTI, model of psyche, psychological type, psychology, rationality, sensation, socionics, thinking, transcendental function, typology.