Ученик шамана

Автор: Евгения Александровна ГОРЕНКО По образованию – физик, сейчас – журналист. Автор (вместе с В.А.Толстиковым) книги "Природа собственного Я" – одного из лучших справочников по соционике. Соционический тип: логико-интуитивный интроверт. Эл. адрес:

Редакция "Соционической газеты" продолжает традицию публиковать в газете литературные произведения социоников. Ранее мы уже опубликовали шуточное эссе "Евгений Онегин, как зеркало русской соционики" и несколько рассказов из книги Бетти Ливер "Мама отравила нашего гостя!".

Урр подошел к свиному загону и стал вываливать в корыто содержимое чана. Свиньи, пронзительно визжа и отталкивая друг друга, бросились к своей посудине и начали жадно глотать липкие комки застывшего варева. Последние остатки отвратительно пахнущей жижи шлепались не в корыто, а на их головы — это всегда доставляло Урру какое-то злорадное удовольствие. В эти моменты свиньи напоминали ему хозяев. В его душе сладко заныла старая мечта — со всего размаху грохнуть чан на грязную щетинистую голову с мерзко подрагивающими ушами. Чтобы они не смели не то, что визжать, но даже дышать, когда он заходит в хлев.

Со двора послышался тяжелый топот ног. Урр перехватил чан в другую руку и поплелся к выходу. Но не успел — хозяйская туша перегородила его.

— Что ты еле возишься, паскуда?

Эти слова были столь привычны, что мальчик привычно пропустил их мимо ушей. Главное было держаться к хозяину не ближе трех шагов. Тогда он не успеет схватить его. А ругаться он может сколько угодно. Слова не палка, больно не делают.

Поэтому Урр не стал идти к выходу. Вместо этого он, не останавливаясь, повернул направо, подхватил ворох сена и понес его коровам. Пока он работает, хозяин может только ругаться — это он давно понял. За те несколько лет, которые мальчик проработал на него, он нашел у него только одно хорошее качество — предсказуемость. И его обычно хватало для безопасности.

Стараясь не выпускать из виду толстой фигуры в проеме дверей, Урр деланно спокойно подошел к ближайшему стойлу и высыпал туда вкусно пахнущее сено. Корова благодарно ткнулась мордой ему в плечо и стала неторопливо подбирать сухие травинки. Мальчик не удержался, чтобы не провести рукой по её шее с короткой, упругой шерстью. Снова искоса бросил взгляд туда, где до сих пор должен был стоять хозяин — и холодные мурашки побежали по его спине.

Что-то было не так. Не так, как обычно!

Хозяин медленно шел в его сторону. Он не ругался и не злился. Больше того — его лицо старательно изображало доброжелательную улыбку.

Урр непроизвольно вздрогнул и стал отступать от него, прижимаясь спиной к ограде. Ничего хорошего эта улыбка значить не могла. Хозяин, видимо, заметил его испуг — и его липкая улыбка стала ещё шире. И ещё страшнее. Урр панически дернулся назад и наткнулся спиной на какую-то преграду. Не отрываясь, со всё возрастающим ужасом он глядел на приближающуюся фигуру — как маленькие свиные глаза все больше превращаются в щелки, как тот облизывает языком пересохшие губы, как трясущимися руками возится со штанами…

Тут в его голове что-то со щелчком включилось — он вспомнил рыжего пастуха… тот неприятный разговор… подслушанные обрывки фраз… и — ПОНЯЛ!

Этого ему хватило, чтобы очнуться — и со всех ног броситься бежать.

Но было уже поздно. Его рука попала в тиски, а через мгновение он сам, полностью оказался в них.

Борьба… тяжелые руки... смрад чужого дыхания за спиной… треск одежды… прикосновение к его голому телу чужого голого тела…

Мальчик судорожно извивался, пытаясь освободиться и в какой-то момент его локоть с силой впечатался во что-то сзади. Хозяин замычал от боли, его хватка чуть ослабла и Урр невозможным рывком сумел выскользнуть. Со всех ног он бросился к светлому проему дверей, и почти добежал до них, но тут его снова схватили и рванули назад — и Урр, не удержав своего движения, растянулся на полу, чуть не ударившись головой об оставленный здесь в прошлой жизни чан. Не раздумывая ни мгновения, он схватил его за край, повернул днищем вверх — и его рука сама по себе, не целясь, стала делать круговое движение назад. Пока не встретила препятствие.

«Бумммм!»… и сверху на него упало что-то страшно тяжелое, чуть не выбившее из него все дыхание.

И тишина…

Когда Урр пришел в себя, он понял, что лежит под тушей хозяина — и что тот не двигается. Из последних сил он выполз из-под него на свободу — и стал жадно глотать холодный свежий воздух. Неестественно обмякшее тело не двигалось. И голова… Он наклонился ближе — и увидел, что волосы на затылке потемнели. От крови.

Урр резко выпрямился и стал судорожно приводить себя в порядок. Зачем — он сейчас не думал об этом. Он ничего не думал, и когда выбежал во двор, спрятав рукой глаза от слепящего солнца, и когда проскользнул мимо хозяйки, которая что-то крикнула ему встревожено вслед, и когда бежал по утоптанной грязной улочке, тоже не думал; и когда свернул к огородам, и когда добежал до начинавшимися за ними леса…

Перед входом в лес он остановился. Оглянулся на деревню. Там пока ещё было тихо. Он перевел дыхание — и понял: надо бежать.

* * *

На широких темно-зеленых лапах елей лежали невероятно пушистые холмы снега. Такие большие, что было просто удивительно, как ветки не сбрасывают их. И, самое главное, снег почти нигде не лежал отдельными островками: его холмики плавно переходили друг в друга — тонкими ли снежными дорожками, или просто стекая с ветки на ветку. И если долго смотреть на дерево, то можно было увидеть единый, цельный покров снежного кружева.

Урр подошел ближе к нему и чуть качнул одну из веток. В воздух тут же взвилось блестящее прозрачное облако и стало нехотя опадать на землю крохотными звездочками.

Мальчик улыбнулся и посмотрел на небо. Солнца из лесной чащобы видно не было, но и так было понятно: скоро оно сядет за горизонт. Он подумал, что, вполне возможно, так заканчивается последний день его жизни: ночью в лесу без огня слишком холодно. Хотя, кто знает…

Но то, что этот день оказался самым счастливым в его жизни — он знал это точно. Впервые в жизни он был свободен.

Свободен — как птица, как этот снег, как эта тишина…

...Он помнил, что долго бежал, хотя погони за ним не было. Страх гнал его все вперед и вперед, пока он настолько не выбился из сил, что на страх больше сил не осталось… Он упал в снег, и, кажется, плакал. Или нет? Это неважно… Было очень тихо, и эта тишина всё длилась и длилась, не прерываясь ни на хозяйский окрик, ни на визг голодных свиней. Тогда ему впервые пришла мысль о свободе.

И тут же ушла, испугавшись второй мысли — о смерти. Он подумал, что если и дальше будет так лежать, то замерзнет — и всё. Он встал, почувствовав во всем теле приятную усталость, и стал думать, что делать дальше. У него не было ни огня, ни оружия, ни еды, ни теплой одежды. Голода он пока не чувствовал, да и сообразил, что, вряд ли, успеет умереть именно от него. Куда вероятнее попасть на волчий ужин. Этих серых зверюг в округе было много, и зимой в лесу пропал не один неосторожный путник.

И, конечно же, мороз. Да, сейчас ещё не так холодно, и пока он может идти, то не замерзнет даже в этом рванье. Но сколько он сможет идти? И — куда идти? Он никогда не заходил так далеко в лес. И пока ему ещё не встретилось ни одно жилья, ни одной дороги.

Огляделся по сторонам — и принял решение идти. Просто идти. Может, ему удастся выйти к какому-нибудь хутору или к сторожке лесника.

Он помнил, как долго шел, как иногда останавливался отдохнуть, как по телу все сильнее разливалась радость освобождения. Когда он спускался с крутого пригорка и, не удержавшись, упал в глубокий сугроб, то вдруг подумал, что не вернулся бы в деревню, даже если бы точно знал, что останется здесь навсегда. Смеясь, он разметал верхушку сугроба и подумал — «И даже если бы там вдруг не было проломленной хозяйской головы».

И снова он шел, выискивая, где было меньше снега. Он понимал, что терпеливая смерть идёт за ним следом, но даже не оглядывался на нее. Смерть, в конце концов, всегда была где-то неподалеку. Редкий месяц в их деревушке кого-то не хоронили. Это дело привычное. А вот этот лес, этот снег, эта свобода…

И эти удивительные заснеженные ели, перед которыми он завороженно простоял неизвестно сколько времени. Потом он с сожалением вздохнул и пошел дальше. Вышел к глубокому оврагу. Осмотревшись по сторонам, решил идти вверх вдоль него.

Начинало смеркаться, а счастье всё ещё грело его.

Однажды дорогу ему преградила здоровенная еловая лапа, с улыбкой он осторожно отвел её в сторону и… и увидел прямо перед собой холодные желтые глаза.

Волк, не отрываясь и не двигаясь, смотрел на него.

Человек тоже замер.

Смерть догнала его и глянула в его лицо. В нем не было страха. Она подняла руку.

Волк нагнул голову. Его губы стали, подрагивая, открываться в готовом вырваться наружу рычании.

Смерть снова вгляделась в глаза человека и снова не нашла в них того, чего искала.

Человек тоже опустил голову и также беззвучно зарычал.

Смерть помедлила — и отступила назад.

Волк неожиданно отвернулся и в несколько ленивых прыжков скрылся между деревьями.

…Урр опомнился и почувствовал, как по спине потек ледяной ручек пота. Он так и стоял, держа еловую ветку — почему-то боясь, что если он её отпустит, то волк снова вернется. Из его горла сам прорвался не то хриплый стон, не то короткий плач.

И тут, словно передразнивая его, где-то рядом раздался отрывистый каркающий смех:

— И ты долго собираешься стоять истуканом?

* * *

Они спускались вдоль оврага по следам Урра. Старик шел впереди, всё оглядывался на мальчика и хрипло смеялся. Урра его смех начинал уже бесить. Наконец он не выдержал и выпалил первое, что пришло в голову:

— Если ты и вправду шаман, почему ты не прогнал волка, когда тот хотел напасть на меня? Ты ведь всё видел!

— Мне не нужен ученик, который не может сам справиться с волком.

Урр оторопел и замер, как вкопанный.

— Стой! С чего ты решил, что я твой ученик?

Старик чуть повернулся и, не останавливаясь, через плечо бросил:

— Я знал, что сегодня ко мне должен быть прийти человек, который в один день три раза избежит смертельной опасности. Он и будет моим учеником. Хочешь ты того или нет…

— Ну вот ты и ошибся! Стой, старик! Я… у меня… только дважды!

— Не спорь со мной! — в голосе старика прозвучали гневные нотки. — Мне лучше знать! Идем! Ты же не собираешься провести ночь в лесу один?

Этот довод подействовал на Урра. Он непроизвольно взглянул на начинавшие появляться на небе бледные звезды и зашагал за стариком. Вскоре они вышли к концу ельника и зашагали дальше вдоль оврага уже по нехоженому снегу.

Впервые за весь день мальчик почувствовал одиночество и, чтобы заглушить его, снова заговорил со стариком:

— А ты живешь в лесу? Один?

— Да… и нет. Я живу вместе с лесом.

— Чего? — в голосе Урра прозвучало нескрываемое сомнение в разумности старика.

— Ты глуп, если не понимаешь этого! Человек не может жить один.

От опустившегося на землю мороза снег начал скрипеть под ногами.

— А далеко ещё идти?

Старик презрительно промолчал в ответ.

Урр брел за ним, начиная покачиваться от усталости. Этот день был велик, как целая жизнь, и усталость от прожитой жизни легла на его плечи несбрасываемой тяжестью. Хорошо, хоть старик перестал смеяться. Его спина чуть белела впереди, в уже почти полной темноте. «Как только он видит дорогу?» — мелькнула у Урра не менее уставшая мысль.

Они спускались по довольно крутому склону, когда старик резко остановился и стал рыться в ворохе еловых веток. Раздвинув их, он чуть ли не на четвереньках заполз в открывшуюся нору. Урр нагнулся и попытался рассмотреть, что там внутри. Сначала там было совершенно темно, но потом оттуда показался лёгкий, дрожащий свет, постепенно набиравший силы и яркости.

— Ну что ты там стоишь? — в голосе старика опять проскользнули злые нотки. Урр решился — и, согнувшись в три погибели, зашел внутрь. Узкая нора скоро сменилась пещерой, вырытой в глине откоса. Старик колдовал возле небольшого очага, в котором гостеприимно разгорался костер. Сунув в огонь ещё несколько щепок, он быстро и как-то по-паучьи пополз к выходу из пещеры и стал обратно заваливать его ветками.

Урр огляделся вокруг, увидел на земле охапку волчьих шкур и со вздохом облегчения упал на нее. Пропахший дымом жесткий мех обещал долгожданный отдых… Но не тут-то было. Вернувшийся старик тут же согнал его со своего места, и Урр мог поклясться, что в этот момент у него был волчий оскал. Правда, потом он отобрал из вороха несколько шкур и бросил их в мальчика.

— Вот тебе.

А сам подсел к костру и длинной палкой стал его ворошить. Урр кое-как расстелил несколько шкур, улегся на них — получилось довольно жестко, — а остальные набросил поверх себя. Ноги гудели, голова — тоже. Он полежал немного с закрытыми глазами — и с удивлением понял, что почему-то не может уснуть.

Старик монотонно затянул бессмысленные звуки. Урр насторожился. Он много слышал бабьих сказок о колдунах, способных превратить человека в жабу, и об иных, не менее опасных черных проделках. Переборов появившийся страх, он выглянул из-под шкур и уставился на старика. Тот темным силуэтом сидел почти спиной к нему; его голова в такт полупения-полувытья медленно качалась из стороны в сторону.

Урр долго смотрел на старика — и в его голове сами по себе зароились нехорошие предчувствия. Что тот сейчас делает? Колдует? Зачем? Неужели он хочет превратить его в ту же жабу? Или… или он лишит его воли, а потом…

Цепочка таких мыслей натужно и бесповоротно поднимала со дна его души липкий ужас. Урр попытался прогнать их, но новые предположения тут же занимали освобождавшееся место. А если он его просто… съест? Вон, в углу какой нож лежит. Почти тесак. Урр испуганно отвел глаза в сторону.

Боги, что же делать?!

И руки зачем-то вспомнили тяжесть чана. А в ушах почти вживую загудел тот звук столкновения с препятствием. Это было — и помогло тогда…

Застывшим взглядом Урр потянулся к тесаку.

Колдун вдруг прекратил свое пение; как-то по-стариковски закряхтел и протянул костлявые руки к огню. Греться.

Урр опомнился и нырнул под волчьи шкуры. Сердце бешено стучало, а где-то в груди защемило запоздалое чувство боли от вида чужой крови на чужих волосах…

* * *

Северный ветер принес сильный мороз и ясную погоду. Урр дыхнул на озябшие пальцы и ускорил шаг — благо, что по почти гладкой поверхности замерзшего ручья волокушу с дровами было тянуть гораздо легче. Обогнув последний холмик, он, наконец, вышел к своему новому жилищу. От пещеры подымался дым костра — значит, старик уже вернулся. Подойдя ещё ближе, Урр с радостью почувствовал сильный дух жареного мяса. Сегодня будет хорошая еда! Он стал торопливо затаскивать волокушу с грузом в пещеру.

Старик, ворошивший угли костра, скользнул по нему своим обычным цепким взглядом и вместо приветствия задал не менее обычный вопрос:

— Кого сегодня встретил?

Урр отрешенно перечислил скупой список из белок, снегирей и лисьих следов, не отрывая жадного взгляда от кусков мяса на раскаленных камнях очага, уже покрывшихся коричневой коркой. Старик нахмурился и в сердцах бросил:

— Не будет из тебя толку, если ты никому из сильных духов не интересен.

Мальчик только молча пожал плечами: а кому это надо? Мясо, которое скоро поджарится — вот что по-настоящему важно!

Время тянулось чудовищно медленно. Наконец старик подцепил палкой один кусок и протянул его мальчику (Урр потихоньку стал относиться уважительно к своему новому и странному хозяину — а началось это, когда он увидел справедливый дележ еды между ними). Он схватил мясо — и чуть было не выронил его от неожиданных слов:

— Твой хозяин жив и почти здоров. Правда, он стал посмешищем для всей деревни.

Урр только сейчас понял, какой груз носил эти дни. Он поднял голову и облегченно спросил первое, что пришло в голову:

— Ты ходил туда?

— Нет! Эту весть принесла мне сорока.

Этому, по правде говоря, Урр не поверил, но говорить вслух не стал. А кто его на самом деле знает? Он светло посмотрел на нетронутый кусок мяса и стал неторопливо его жевать.

Старик помолчал, а потом добавил:

— А о тебе все забыли.

В ответ Урр лишь негромко и пренебрежительно хмыкнул. Нужны они ему больно! Нынешняя жизнь ему куда больше нравится. Рассказать бы соседским мальчишкам о том, как волк испугался его! Они бы на его месте только в штаны смогли наложить со страху… А ещё б неплохо было похвастаться молодому кузнецу — вот было бы здорово! Урр вспомнил веселого белозубого парня, который однажды дал ему попробовать работать за кузнечными мехами. А потом сказал, что когда он вырастет, то станет очень сильным!..

Неожиданно его радостный настрой царапнула мысль — а он тоже его забыл?

Ну и пусть! Да он… да у него руки были в уродливых шрамах от ожогов!

Урр ожесточеннее заработал зубами, отрывая волокна всё-таки не совсем пропеченного мяса. Он поперхнулся плохо пережеванным куском и по причудливому закону памяти вспомнил, как однажды тяжело болел и как горбунья-знахарка горячими настоями и успокаивающими шептаньями отгоняла от него выворачивающий наизнанку кашель и кошмары жарких снов. Вспомнил её прохладные и ласковые руки на своем горящем лбу и…

И ей тоже всё равно, что с ним? Что он мог замерзнуть в каком-нибудь сугробе?..

Старая карга!!

Не спрашивая разрешения, он потянулся за новым куском — и взвыл от того, что промазал и вместо мяса со всей дури схватился за раскаленный камень. С перекошенным лицом он вскочил и яростно затряс рукой, словно пытаясь сбросить зубастого огненного зверя, который вцепился в нее.

— Дур-рак! — в голосе старика зазвенело презрение. — Злоба это лучшая приманка для тварей из нижнего мира.

— Уйди!!.. Ты мне тоже не нужен! — Урр дернулся, из его глотки клокочущее вырвался не то рык, не то плач. — Слышишь, ты мне тоже не нужен!!

Он сорвался с места и выскочил из пещеры…

* * *

— Эй, малец, отвори-ка двери! Дышать уже нечем…

Урр вразвалку подошел к воротам кузни и нажал на тяжелые створки: они поддались не сразу, но потом чуть дрогнули и с натугой раздались в разные стороны. В лицо ему дохнула свежая прохлада безоблачного весеннего дня. Снег уже почти весь сошел, оставались только кое-где грязные бугорки в мокрых лужах. А возле южной стороны кузницы, открытой солнечным лучам, зеленела полоска новой травы.

С блаженной улыбкой он так и замер на пороге, оттягивая сколько можно возвращение в жаркую духоту и ожидая с любой момент незлого окрика «Ну что ты там застрял?». Но юной весне было мало одного поклонника; легким ветерком она влетела в двери и ласково коснулась разгоряченных и перепачканных бородатых лиц. Старшой распрямил спину, посмотрел в светлый проем дверей и неожиданно бросил: «Бросай работу! Обедать пора».

Следуя уже установленному обычаю, Урр отправился к жене старшого за обедом на всю честную братию. Он весело шлепал по подсохшей дороге и мурлыкал себе под нос какую-то шуточную песенку. Его наполняло то чувство счастья и уверенности в своих силах, которое не нуждается в объяснениях или в поиске причин. Два раза он уходил в никуда, два раза ставил на кон свою жизнь — и оба раза выиграл. Впрочем, он нечасто вспоминал об этом, всё осталось в далеком прошлом (хотя времени прошло-то всего ничего). Он уже не был тем мальчиком, который, не помня себя, бежал по заснеженному лесу. Только хроническая наивность не позволяла ему замечать заинтересованные теплые взгляды, которые бросали на его мужавшую фигуру и крепко сжатые губы не только сверстницы, но даже и девушки немного постарше.

А второе путешествие по зимнему лесу уже не было дорогой между жизнью и смертью. Он прошел мимо пары нищих селений, которые не вызвали у него никакого желания поселиться в них; а когда добрался до первого в своей жизни городка — не устоял перед искушением остаться в этой толчее и шуме. Урр напросился в подмастерья к местному кузнецу (вряд ли он бы смог сообразить, что сделал этот выбор только потому, что в его родной деревне кузнец был добрее всех к нему). Он пристал к надёжному берегу — и остался свободным человеком: его не выменяли на мешок муки, не подобрали в лесу. Он сам устроил свою жизнь — и собирается и дальше поступать так!

Единственно, что чуть отравляло его растущее самодовольство — это смущенные непонятки, а чего это он собственно так взвился тогда и сбежал от старика. На пустом ведь месте! И хотя думать эту мысль было неприятно, она иногда лезла в голову.

Да ещё сон — этот один и тот же сон: старик сидит у входа в пещеру. Молчит, даже не смотрит на него. Всё вроде ж ничего — а целый день потом на душе скверно.

Урр подошел к дому, прокашлялся и басовито крикнул в распахнутое окно:

— Хозяйка! Обед давай!

Почти сразу оттуда выглянула женщина и недовольно шикнула:

— Тише, дитё разбудишь! А что это ты сегодня так рано?

Тот только пожал плечами. Вот дура баба: когда его послали — тогда он и пришел.

— Ладно, раз уж здесь, заходи.

Урр вздохнул, соскреб о какую-то дровыняку грязь с обуви (жена кузнеца была почти помешана на чистоте) и поднялся в дом. Хозяйка — молодая, крепкая женщина с круглым лицом — стояла возле стола и складывала в корзину снедь. Он глянул на неё — и тут же отвел глаза. Ее ладная фигура, размеренные движения будили внутри него непонятные картины и желания. Женщина заметила его смущение, понимающе улыбнулась во всю силу осознания своей красоты — и сказала:

— Посиди пока с ребёнком. Она спит — если проснется, кликни меня.

И вышла из комнаты.

В колыбельке лежал завернутый в разноцветное одеяльце человечек — больше, впрочем, похожий на красного червячка. Урр в очередной раз подивился непонятной гордости кузнеца за своего долгожданного первенца. Было бы чему радоваться! Он оглянулся — никто не видит? — и осторожно прикоснулся шершавым грязным пальцем к ма-аленькому носу. Его законная хозяйка почувствовала это и недовольно заворочалась. Урр отдернул руку и стал тихонько качать колыбельку. Девочка пару раз обиженно гукнула — и снова затихла.

Со двора донеслись женские голоса. Урр подошел к окну — и по-взрослому осуждающе сжал губы: нет, чтобы обед собирать, она лясы с соседкой точит! И разговор был никакой — кто-то там болел, чем лечился…

Потеряв интерес, он уже собирался отойти, как вдруг запнулся о слова «лесной дед». Что?.. Резким движением он высунулся из окна, рискуя вывалиться наружу, и стал внимательно вслушиваться в разговор. Но тут хозяйка заметила его — и быстро и чуть виновато свернув беседу, заторопилась к нему.

— Вот, всё уже готово. Молоко не разлей, — протянула она ему здоровую и тяжелую корзину и такой же большой глиняный кувшин. — А то я заболталась с соседкой. Да и то чудеса — её тесть уже совсем помирал, ничто не помогало; а пожил неделю у лесного деда, и всё как рукой сняло. А вот я говорю ей: ни за что б не пошла туда, мало ли что! Вон, на заболотном хуторе хозяева не послушались стариков, порубили деревья в заповедной роще, ну так ведь и поплатились за это…

Урр пару раз попытался вклиниться в словесный поток, чтобы направиться его в прежнее русло, но тщетно. Хозяйка, похоже, любила страшные сказки.

Взяв поклажу, он отправился назад. А в голове всё крутились два слова.

Лесной дед… Лесной дед…

* * *

В конце концов, Урр не выдержал, попрощался с кузнецом и уже знакомой дорогой пошел обратно. Котомка, полная еды, приятно давила на плечи. Да и погода была чудесная; идти узкой непоседливой тропинкой мимо щедро брызгавших зеленью кустарников, мимо теплых стволов просыпавшихся после зимы деревьев было одно удовольствие.

Старика он нашел таким же, как во сне. Тот так же сидел возле входа в пещеру. С запозданием Урр вспомнил, что в его сне тоже всегда была весна. Он настороженно повел плечами и неспешно двинулся вперед. Старик сидел, чуть опустив голову и не отрывая взгляда от того, что было видно только ему. Урр остановился в нескольких шагах от него. Прокашлялся, но никакие слова почему-то не шли.

— Кого встретил по дороге сюда?

Урр чуть было не расхохотался от этого вопроса — но старик поднял на него острый взгляд и смех тут же застрял в его глотке. Он снова закашлялся и только хотел перечислить всех скворцов и бурундуков, как похолодевшей спиной вспомнил последнюю ночевку и два редко мигающих огонька на ветке старой липы.

— Кошку. Дикую кошку! — слова вырвались сами по себе.

Старик удовлетворённо хмыкнул… и пошел в пещеру. Урр остолбенел от такого дружеского приема. Но шаман недолго оставался внутри. И когда он вышел оттуда, мальчик уже не сомневался, что он и вправду шаман. На голове у него была причудливая шапка, сшитая из кусочков меха разных животных, в которую, словно этого разнообразия было мало, были воткнуты перья по меньшей мере десятка птиц — от сойки до коршуна; на плечах — такая же пестрая накидка, а в руках он держал что-то, что называлось бы бубном, если бы не было так же причудливо разукрашено, и трещотку. Но это было не самое главное. Урр мог бы тоже так одеться, но — он это ясно чувствовал — никогда бы не смог никого ввести этим в заблуждение хоть на миг. Старик же, казалось, просто перестал делать вид, что он обычный человек. И всё.

— Идем! — уверенно скомандовал он и, не оглядываясь, пошел вперед.

Ур тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение, и затрусил вслед за ним, как щенок за хозяином.

Они шли довольно долго, пока не вышли на почти круглую полянку, в центре которой было такое круглое кострище, обложенное цепочкой обугленных камней, с целой горой дров, нетронутых огнем. Шаман жестом приказал своему ученику остановиться, а сам подошел к кострищу и, что-то напевая, опустился перед ним на колени.

Когда очень скоро крохотные языки пламени вырвались из груды веток, Урр перевел дыхание: оказывается, пока шаман разжигал огонь, он не дышал.

Старик поднялся. Раскинул в стороны руки, тряхнул бубном и гортанным голосом прокричал что-то непонятное. Потом повернулся вбок и повторил заклинание. Потом снова…

Урр зачарованно смотрел за этим странным танцем. Резкий звон бубна, непривычное пение начали завораживать его. Шаман резким жестом подозвал его ближе и приказал лечь на землю возле костра.

— Ты сейчас пойдешь туда, где ещё ни разу не был. Это другой мир. Опасный — и особенно опасный новичку. Но когда у тебя будет союзник, ты сможешь быть в нем на равных. Поэтому сейчас ты пойдешь туда за союзником.

Речь шамана стала превращаться в пение.

— Тот мир другой, но он похож на наш. Ты будешь идти по узкому длинному месту, почти норе, полной чудищ и врагов. Не бойся их — вспомни о встрече с волком. Потом ты выйдешь на открытое место. Может быть, в лес, может быть, в горы, или на пустынную равнину. Или ещё куда. Там ты встретишь много разных существ.

Глаза Урра непроизвольно закрылись и он стал проваливаться в нечто темное и шумное…

— Их будет много, но не все они захотят стать твоим союзником. Одно из этих существ четыре раза встретится тебе. Смотри внимательно. Четыре раза. И оно не должно показывать тебе зубы. Если оно делает это — это не твой союзник. Это может быть птица, великан-медведь, шустрая белка, речная рыба. Или дикая кошка.

Удары бубна… Четкие, резкие, сильные…

— Когда ты поймешь, что это твой союзник, схвати его, крепко прижми к груди — но не причиняй ему боли — и быстро возвращайся обратно.

В мире не осталось ничего, кроме настойчивого голоса и звука бубна… И глубокого провала, затягивавшего все сильнее и сильнее…

— Я буду ждать тебя здесь…

* * *

Когда совсем потеплело, они перебрались в летнее жилье старика. Маленькая хибара была сплетена из длинных ивовых веток и обмазана для крепости глиной. В стенах было полно щелей, так что редкий ветер не был гостем в доме. Крыша была покрыта листьями камыша; её приходилось каждую весну заново перестилать, но это не спасало от сильных дождей. Впрочем, всё это были пустяки. Каждый день приносил Урру что-то новое, так что у него просто не оставалось времени на раздумья о том, чего ему не хватает в жизни.

После того обряда что-то изменилось в нем. Вначале он постоянно допытывался у старика, почему он не видел никакой дикой кошки, когда пришел в себя возле остывающего костра. Тот терпеливо объяснял, что союзник перешел жить внутрь него, стал его частью. Урр хоть и дивился неожиданно появившейся у старика терпеливости и готовности отвечать на его вопросы, всё ж пока с трудом переваривал его ответы.

Потом он просто стал прислушиваться к своим новым умениям и желаниям. Его зрение стало чуть острее, более того — он стал лучше видеть в темноте. В его движениях появилась грация и осторожность. Иногда старик учил его «отпускать» свое тело, давать ему делать то, что оно хочет. Урр заметил, что после таких уроков он начинал ловчее двигаться; казалось — ещё чуть-чуть забыться — и он по-кошачьи запрыгнет на дерево и скроется в гуще листьев.

Несколько раз ему пришлось быть свидетелем камланья. Иногда шаман один уходил в другой мир; иногда он сопровождал туда какого-нибудь неожиданного гостя, который просил вылечить его от болезни или помочь справиться с иной бедой. Во всех этих случаях Урр даже помогал шаману — колотил трещоткой, гортанно подпевал.

Но большую часть времени он проводил один, наедине с лесом. Он влюбился в него — в его тишину, сумрак и величавость, в зеленые кроны берез, в негромкие трели ручья, в дурманящий сосновый запах, в звериные тропинки, в птичьи перепалки и в солнечную сладость земляники. Здесь оказалось удивительно много зверья, и оно, по правде говоря, мало обращало внимания на Урра, спокойно занимаясь своими делами в его присутствии. Он часами наблюдал, как лиса ухаживает за своим выводком, как медвежья семейка пасется в малиннике, удивлялся умению перепелки растворяться на ровном месте.

После праздника летнего солнцестояния шаман возобновил его путешествия в другой мир. Но тут пошли какие-то несуразицы. Путь Урру туда стали преграждать непонятные и одновременно манящие образы людей. Точнее говоря, это были женщины — или даже просто части женского тела. Когда шаман потом расспрашивал Урра о подробностях, тот запинался, краснел и отводил глаза. Старик не ругался, но было видно, что он недоволен. Он давал разные советы, как обойти эти преграды, но пока ничего не помогало.

Наконец шаман решился на сильную меру. Он достал горсть сушеных грибов, несколько листьев какого-то редкого кустарника и долго варил все это в медном котелке. Два дня это снадобье отстаивалось, а на третий перед камланием дал Урру глотнуть мутной жидкости.

Когда начался обряд, Урр почувствовал, как обострились его чувства, каким разноцветным стал мир вокруг. Он не потерял ясности рассудка, даже наоборот — хотя его разум стал другим. Неожиданным наитием он вдруг понял смысл тех образов — и вместо того, чтобы ощутить от них уже привычное смущение, лишь довольно улыбнулся грядущему.

Он лег на землю и посмотрел в удивительно синее небо. В вышине парил коршун. Урр всмотрелся в него — и почувствовал как свое его спокойную уверенность в своем праве на добычу.

Из гущи деревьев шумно вылетела сойка и снова скрылась в их кронах, но уже на другой стороне поляны. На почти неуловимое мгновение силуэты птиц соединились — и Урр совершенно точно осознал, что скоро встретятся и сами птицы, и тогда одна из них станет частью другой. Короткая схватка — а потом ужас жертвы и восторг хищника примирятся в токе новой крови.

Урр вздохнул, закрыл глаза — и легко вошел в проход в другой мир. Легко и по-настоящему, что ли. Он почти вживую ощущал твёрдую шершавость его стен, чувствовал себя физически идущим по нему. Это было недолгое путешествие, которое вывело его в странное место — светлое и очень правильное. Это мог быть даже дом, если бы где-то в мире существовали такие дома. Сквозь туманную, качающуюся дымку он увидел несколько существ, которые очень походили на людей — опять-таки, если бы где-нибудь существовали такие люди. Урр шагнул вперед и с восторгом понял, что тот, кто был ближе к нему — женщина. Неожиданно он вспомнил слова, которыми шаман сопровождал его в первое путешествие — и решился: бросился вперед, прижал женщину к себе и повлек её назад, в проход. Он не делал ей больно, и она не сопротивлялась…

…Первое, что он воспринял после возвращения, был визгливый крик старика. Урр повернул голову на крик, приоткрыл глаза и увидел панический испуг в глазах учителя. Но это его как-то мало тронуло; видимо, снадобье ещё продолжало действовать.

Вторым делом он почувствовал, как обнимает что-то мягкое и теплое. И понял, что испуг старика относится как раз к этому «что-то». Урр снисходительно улыбнулся его страху, довольно зажмурился и ещё крепче прижал это «что-то» к себе. В ответ оно замычало и стало высвобождаться. Урр решил теперь не удерживать свою добычу, но его реакция была замедленной, и пока до рук дошел приказ разжаться, старик сам вмешался в процесс. Мальчик почувствовал, как это теплое «что-то» вырвали из его ослабевших рук, тоже замычал и от гнева пришел в себя. Он привстал на локтях, затряс головой и уже по-настоящему открыл глаза.

Мир вокруг встал на прежнее место. Но в этом мире теперь не все было на своем месте.

Рядом лежала молодая красноволосая женщина, а старик голосил над ней, как над покойником.

* * *

— А где у вас здесь можно умыться?

Урр в очередной раз попробовал вникнуть в бессмыслицу звуков и понять, что говорит красноволосое существо, но видимая старательность его попытки очень уж дисгармонировала с мгновенно появившимся в его лице выражением безнадёжности.

— А?... — вырвалось у него.

Девушка потерла щеку и с неожиданной улыбкой подмигнула ему.

— Ладно, попробуем иначе… Если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам… поищет здесь воду.

Урр перевел глаза на учителя, но тот совершенно ушел в себя. Обреченно раскачиваясь, он сидел возле входа в хибару и разве что не выл с горя. Недовольство по-кошачьему зашипело и выгнуло спину в душе Урра: какая в том беда, что он привел из другого мира сильного духа?

Дух опять пробормотал что-то непонятное, что походило на ругательство. Обернувшись на звук, Урр увидел, как существо, сердясь, восстанавливает равновесия после нерассчитанного контакта с булыжником.

— Черт, надо же? И не пила ж почти ничего, — девушка вздохнула. — Ну-ка, ну-ка, ну-ка, вестибулярный аппарат, приходим в норму. Всё хорошо, дружок.

Она выпрямилась, по-птичьему взмахнув руками, и стала неторопливо бродить туда-сюда.

— А может, и не дух это, а человек? — вслух закончил Урр цепочку своих мыслей и с надеждой посмотрел на старика. Но вместо ответа на него пахнуло таким холодом молчания, что он сорвался с места и бочком-бочком убрался подальше по-добру, по-здорову. Причем тут же выяснилось, что ноги вынесли его к гостье. Та, похоже, что-то искала. Урр пристроился чуть поодаль от неё и настолько погрузился в процесс её поиска, что незаметно для себя стал повторять её движения.

— Ну и дела-а… Вот до чего доводит людей жадность, — она снова негромко засмеялась. — Нет, парень, ты себе не представляешь… Это что такое? Нет, не то…

Урр вслед за ней заглянул в пустой котелок, висевший над очагом. Обеспокоенный таким вниманием к своей особе, оттуда выпрыгнул кузнечик и скрылся в траве.

— Да и попить было бы не лишне… Вот тебе и эксперимент. Кажется, он удался слишком хорошо. Понимаешь, парень, — она оглянулась на Урра, — есть у нас один профессор, помешанный на всяких таких шаманских штуках… Вот!

Девушка радостно взвизгнула, наткнувшись на деревянную бадью, в которой старик собирал дождевую воду для разных хозяйских нужд, но её энтузиазм тут же пропал от вида зеленоватой воды с плавающими на её поверхности дохлыми жучками. Она растерянно зачерпнула ладонью воду — и позволила ей стечь обратно.

— Слушай, парень, а другого водного резервуара у вас нет?

Урр всмотрелся в её нарочитые жесты и попробовал перевести их:

— Тебе надо больше воды, да?

— Чистая вода, чистая… Где?

Если этого ей мало, то можно пойти к болотистому озеру. Но туда далеко идти. Может, ей хватит воды в ручье?

— Идем, — принял решение Урр и, чтобы ей было понятнее, взял её за руку и потянул за собой.

— Да-да, чистая вода!.. Ты молодец, что понял меня, — чуть не спотыкаясь, она спешила за ним, так как Урр развил хорошую скорость.

— Вообще-то, можно и не спешить так, — добавила она, после того, как в очередной раз чуть не упала, запнувшись за какую-то корягу. Ее проводник, кажется, понял её желание и пошел медленнее.

Но её теплую руку так и не отпустил. И молил всех богов и всех духов, чтобы она не стала отнимать ее…

Но девушка, наоборот, только крепче взялась за его ладонь. Меньше всего ей хотелось признаваться себе в том, что она боится — боится чужого, незнакомого мира, в котором она оказалась так непонятно и нелепо. И этот мальчишка-дикарь, на голову с кепкой ниже ее, был для неё здесь единственной защитой.

Чтобы отвлечься от мыслей, которые ей сейчас не хотелось думать, она снова заговорила.

— Слушай, а твоего деда случайно не Доном Хуаном зовут? — она скосила взгляд на своего спутника и хихикнула. — Хотя ты никак не похож на Карлоса Кастанеду.

Урр понял, что она говорит о нем и счастливо засмеялся в ответ. Мокрые после недавнего дождя листья заблестели яркими искрами, а от густой травы, мягко пружинившей под ногами, поднялся дурманящий аромат. Ему захотелось закричать во все горло — смотрите все, какого чудесного духа я привел себе! – но вместо этого он легко приспустил по склону, который полого и ровно шел вниз. Дух взвизгнул и побежал рядом с ним.

Не разжимая рук, они всё быстрее неслись вниз, и высокая трава только успевала расступаться перед ними…

Они влетели на узкий песчаный берег и, захлебываясь от счастливого смеха, почти упали на него. Впереди, играя чистыми светлыми струями, бежал ручей. Девушка сразу успокоилась и, так и не поднявшись, на коленях добралась до прозрачной воды и зачерпнула ее.

Довольный Урр сидел рядом и радовался тому, что правильно понял её желание.

Не сговариваясь, они не стали возвращаться к хибаре и к чумному старику. Урр, как заправский хозяин, делился с ней богатствами своего леса. Он показал ей тёплый источник с водой, у которой был резкий вкус и которая не замерзала даже зимой. Он беззлобно веселился тому, что она не может в двух шагах разглядеть гнездо вальдшнепа с пестрыми птенцами, а потом позволил ей погладить теплые пушистые комочки.

— Черника. М-м, вкусно.

— Ой, какие ягодки… А их можно есть?

— Дух, бери темные ягоды, они слаще.

— Так, здесь мы задержимся…

Островки солнечного света в темной гуще чащобы… Поросшие мхом остатки заброшенного селения… Настоящий многоструйный водопад, и ничего страшного, что ростом он не вышел…

— И всё-таки, куда меня занесло? Не знаешь?.. Жалко, что ты такой молчун.

— Видишь, кора содрана? Это медведь.

— И плохо, что я не знаю, зачем был нужен тот эксперимент. Может всё это, — она широко развела руками, — всё это его часть?..

— Нет, сейчас его здесь нет. Не бойся.

— Чертовы шаманские штучки! Если уж он так хотел проверить действие того мека… меска… черт, не важно! — пусть бы на себе и проверял…

— Ты теперь мой дух.

— Хотя по правде… Знаешь, мне уже начинает нравиться здесь… Я бы здесь даже задержалась. Если бы ещё точно знать, что смогу попасть домой. Как ты думаешь, твой дед-шаман, он сможет отправить меня назад?

— Ты красивая.

— Только спешить обратно я не хочу. Не хочу... Слышишь? Понимаешь?..

Порыв ветра ударился о ствол поваленного дерева; в солнечных лучах заплясали золотистые искорки пылинок. Две руки одновременно потянулись в их хоровод — и соприкоснулись друг с другом…

Какие только причудливые узоры не сплетает судьба, чтобы встретились мужчина и женщина…

* * *

— Как тебя зовут?

— Урр.

— Гурр? Чудное имя. А я Аннет.

— Яаннэ…

— Нет, просто Аннет. Ан-нет.

— Ан-нэ.

Урр сунул в рот сочную травинку, закинул руки за голову и бессмысленно-довольным взглядом стал скользить по темной, колышущейся от ветра громаде верхушек деревьев. Ан-нэ… Это вам не дикая кошка. Блаженно-спокойные минуты текли сквозь него.

Что-то заставило его прислушаться к окружающему. Ан-нэ. Он резко поднялся и увидел, как её спина мелко вздрагивает. Дух плакал, пряча в ладонях всхлипы. Опешивший Урр медленно протянул руку и положил её ей на плечо. Оно тут же перестало вздрагивать, как будто её плач спрятался глубоко-глубоко внутри.

Аннет повернулась к нему и со смущенной улыбкой сказала:

— Я совсем расклеилась… Ой, м-мама!!

Урр резко обернулся на её испуганный взгляд. За дальними кустами стоял лось и меланхолически раздумывал, какую ветку бы ему пожевать. Что-то кольнуло Урра: союзником старика был дух лося. Он нахмурился. Наверное, надо возвращаться. Тем более, что вечер уже. Но взглянул на испачканное черникой лицо Ан-нэ и мысль о том, что тогда придется нарушить эту сладкую тишину ледяным молчанием, заставила его решить, что засветло они всё равно не успеют добраться, так что лучше будет заночевать здесь.

Он привычно подготовил ночлег. Ан-нэ всё это время что-то говорила, но её голос почему-то потерял часть своей живости. Присмотревшись к тому, как его дух обхватывает руками голые плечи, Урр развел костер. Когда она поняла, что он делает, заметно обрадовалась.

Они сидели возле огня. Она говорила, он слушал мелодию чужого языка, шелест чужих звуков. Урр был готов всю ночь прослушать ее. А она, казалось, всю ночь была готова проговорить. Она рассказала ему о своей семье, о том, как ей учится и чем она собирается заняться потом, рассказала о своих друзьях и о прошлогодней поездке в Финляндию.

— Знаешь, здесь чем-то похоже на леса Суоми. И комаров столько же… — засмеялась она и в очередной раз хлопнула ладонью себя по щеке.

Урр подкинул в огонь дров и еловой веткой размахал дым, чтобы отпугнуть кровожадную мошкару.

— Похоже, звезд мы сегодня так и не увидим, — в очередной раз подняла она голову к небу, которое ещё вечер щедро затянул облаками.

Когда она начала клевать носом, он подсел к ней ближе. Рассвет застал его сидящим возле догорающего костра, а на коленях у него покоилась голова спящей девушки. Со счастливой улыбкой он изредка поглядывал на нее. Наверное, она слишком близко лежала к огню, потому что раскраснелась и тяжело дышала.

* * *

Утром ему пришлось опять разжечь костер: Ан-нэ промокла от утренней росы и дрожала. Она долго сидела возле огня, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим, и все никак не могла согреться. Урр снисходительно улыбался причудам духов из другого мира. И пока она пыталась забраться в костер, он разорил какую-то белку и набрал из дупла старой сосны горсть орехов.

То ли духи не любят орехи, то ли что ещё, но почти всю добычу пришлось грызть одному Урру. Ан-нэ была не такая разговорчивая, как вчера, и всё время словно прислушивалась к тому, что у неё внутри.

— Пошли-ка мы к Дону Хуану. Он должен вернуть меня назад! Гурр, идем? — она махнула вперед рукой и сделала несколько нарочитых шагов.

Урр шагнул за ней и остановился. Аннет вздохнула. Потом обрадовалась удачной мысли — и затрясла невидимым бубном. Урр понимающе кивнул и… сел чуть поодаль, чтобы не мешать духу в его камлании. Она судорожно улыбнулась.

— Божечки ты мой, вот влипла. Как бы тебе объяснить?.. А, вот!

Cела на корточки, и обреченно закачалась из стороны в сторону, как это делал вчера тот дед.

Урр тяжело вздохнул и поднялся.

Старик был на месте. Но Аннет ожидал очень неприятный сюрприз: он в упор не замечал ее. Словно её здесь не было. Вначале она пыталась что-то растолковать старику, а потом — хотя бы добиться какой-нибудь другой реакции в ответ, кроме полного игнора. Урр чуть поодаль наблюдал за сценкой, а когда до него дошел её смысл — унизительный для его духа — он гневно соскочил с места, крепко схватил Ан-нэ за руку и потянул её подальше от упрямого старика!

Они спустились на вчерашний берег ручья и долго сидели там молча. Аннет боролась с подступающей дурнотой и пыталась отогнать неизвестно откуда взявшееся иронично-глумливое присловье «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью…». Урр злился на учителя. Что за дурь попала ему в голову? Да на нем свет клином не сошелся. Точно — он усмехнулся — кузнец был бы рад, если бы он вернулся. А про духа можно сказать (тут Урр искоса глянул на девичий профиль), можно сказать… что это его жена.

От этой дерзкой мысли у него даже зашлось дыхание. Нет, ведь здорово же! И черт с ним, с этим стариком! Он встал и уверенно потянул за собой девушку. Та с трудом встала… Не вернутся они больше к нему!

Они пришли обратно через несколько часов. Точнее — он почти принес её на себе…

* * *

— Вылечи ее! Ты можешь это сделать!

— Это не человек, это дух. И он возвращается к себе.

Урр взвыл и бросился в хибаре.

Ан-нэ. Она лежала здесь, в бреду и в горячке. Он опустился рядом с ней, взял её за руку.

Духи, духи, духи — зачем она вам? Оставьте её мне!

Девушка затряслась в приступе лихорадки. Урр стал судорожно подтыкать волчьи шкуры, чтобы холодный воздух не проходил к ней.

Это не похоже на возвращение. Это похоже на…

Урр вскочил и бросился к старику.

— Вылечи ее!!

— Уйди! Ты глуп.

— Пожалуйста, пусть это будет не дух, а человек! Ну что тебе стоит! Может быть, ещё не поздно!

Старик поднял сухое, морщинистое лицо и негромко заговорил.

— Сядь… И успокойся. Когда-то, много лет тому назад, я сам был учеником шамана. А тот учился у своего учителя ловушкам и хитростям другого мира. Много веков мы накапливаем по крупицам знание, которое дает нам силу. И много веков мы передаем его, чтобы не прервалась эта нить. Ты только вступил на этот путь. И многого не знаешь. Ты не знаешь, что ты попал в силки, расставленные тебе духами. Это не ты добыл себе духа-союзника — это дух добыл себе тебя. И это хорошо, что он оказался слаб и что возвращается к себе. Так ты сможешь освободиться от него. Ты понял меня?

— Да! — выдохнул Урр. — Только ты вылечи ее!

— Э-эх! — скривился старик, как от боли, и символическим жестом накинул себе на лицо край накидки.

Разговор был закончен.

Урр встал — и замер на месте, уставившись в одну точку. Смог бы он сам пойти в другой мир и принести оттуда для неё здоровье? Смог бы!.. Если б знал — как.

А, может, все обойдется? Может, через некоторое время ей станет легче, потом она придет в себя, а потом — потом они уйдут отсюда? Сумасшедшая надежда подтолкнула его к хибаре — а вдруг ей уже легче?

Лживая, подлая надежда умерла, едва он переступил порог. Ан-нэ уже не дрожала, но дышала тяжело и рвано. Казалось, каждый вздох дается ей с трудом. Но она пока дышала! Значит, она ещё была здесь.

Он сел рядом и сцепил зубы. Он не будет плакать.

Минуты текли. Она дышала.

Один раз он опять вскочил и хотел пойти к старику. Но тот сидел все в той же позе, с том же накидкой на лице. Урр смотрел на него, на его спокойствие, которое остается спокойным рядом со смертью, — а видел танец пылинок в солнечном луче. Слезы беззвучно потекли по его щекам.

Он вернулся к ней. Она ещё дышала.

Потом с ней начало что-то происходить. Черты лица заострились, а она вся стала вытягиваться. Урр схватил её за руку и зашевелил губами.

Она ещё дышала.

А потом вдохнула воздух — и уже не выдохнула.

Урр сидел рядом, не двигаясь и не выпуская её руки.

Она была ещё рядом — и уже ушла, навсегда ушла. Он ещё видит её лицо, но сама она осталась лишь в воспоминаниях.

Пусть старик прав, и она была только духом из другого мира и сейчас вернулась к себе — но она была единственной, кто любил его.

Он пересел ближе к выходу из хибары и стал смотреть в ночь.

До рассвета было ещё далеко.